Не спишь ночами. Чувствуешь вину.
За кофе на двоих — в одной из чашек…
За ту не обогретую, одну,
одетую в батист твоих рубашек.
За ту, чей беспокойный абрис губ
ты звал иконой нежности.
И к двери
теснил необъяснимую тоску.
Хотя, ты в сослагательность не веришь.
Зачем все эти «бы'», зачем июнь
и горький шоколад на кромке ночи…
Не глуп, не импульсивен и не юн,
но сердце множит горсти многоточий.

Долгие проводы — горькие слёзы и смех.
Нужно ли нам напоследок выскабливать души?
Просто исчезну. Нам, в сущности, нечего рушить.
Разве что, мнимое счастье и выдумку-грех.
Мы не тонули, хмелея, в янтарном меду.
Только кормили друг друга — с двух ложечек — дёгтем.
Тешили долго себя не укушенным локтем,
к Счастью равняя делённую на два беду.

Жили в словах непростительно долгой любви.
Долгой. Непрошенной нами. И нам — не прощённой.
Только не слушать, не слышать твой пульс учащённый.
Просто исчезну.
Не смог.
… показать весь текст …

Ты меня не любил. Но ты честно пытался…
быть моим и в ответ говорить, что нужна.
Только парус ослаб после левого галса,
и в бочонке страстей не осталось вина…

Ты меня не любил. Но был истово щедрым.
Ты дарил мне Неву и рассвет на разлив —
наполнял мой бокал песней чаек и ветра,
а за нами следил старец Финский залив.

Ты меня не любил. Помню взгляд незнакомца:
не впускал. И в меня заходить не спешил.
Просто осень в глазах — карий август без солнца…
был прохладным приют для озябшей души.