(В НАШЕЙ СЕМЬЕ ЕЩЁ "ВЕСЕЛЕЕ" - Я ЛЕНА, У БРАТА ЖЕНА ЛЕНА, У МЕНЯ ОБЕ НЕВЕСТКИ ЛЕНЫ...)
Мой друг и сосед Мишка женился на чудесной девушке. Всем хороша была молодая супруга. Красивая, умная, серьезная, медсестра в районной больнице. Но был у неё один весьма важный недостаток. Нет, не длинный нос или маленькая грудь. С этим как раз у девушки оказалось все в порядке. Просто её звали Лена. Вы спросите — в чем же тут проблема? Красивое имя. Из-за её тезки, между прочим, Троянская война началась, а это чего-нибудь и значит. Спросите — и будете правы. Но именно в данной базовой ячейке общества имя новоиспеченной супруги стало проблемой. Дело в том, что у моего друга был старший брат. И он за год до этого тоже женился. И жену его звали Лена. А ещё у братьев была старшая сестра. Догадались? Правильно- Лена. И вот сидим мы на соседской кухне брутальным мужским коллективом, чай с бутербродами пьем. Мой друг Мишка кричит: — Лена! И все три Лены раздражаются, потому что в этот момент другими делами заняты. И достается всем. И мужьям, и братьям, и мне за компанию. Собрались мы как-то одной большой толпой и на полусемейном совете постановили: — Во избежание путаницы и последующих за этим карательных мер со стороны слабой половины человечества, называть отныне старшую Лену почтительно Еленой. Среднюю — просто Леной. А младшую муж почему-то окрестил Лешкой. Миша — товарищ серьезный. Между прочим, почти кандидат в мастера спорта по боксу. Поэтому свои шутки про немецкого психолога Фрейда и латентную гомосексуальность я оставил при себе. Лешка — и Лешка. Понемногу все привыкли. И родственники, и друзья стали называть девушку Лешкой. И даже грозный зав. отделением начинание поддержал. Ведь у него в команде тоже три медсестры Лены, а вот Лешка только одна. Примерно через год, молодая супруга объявила Мишке, что скоро их будет трое. Не то, что бы трое в доме, потому что жили они вшестером в одной квартире. А трое — в смысле «У нас будет ребенок!» Мишка очень обрадовался, и тут же почувствовал себя отцом у меня дома. Да так хорошо почувствовал, что наутро Лешка нас откачивала и тихо материлась, жалуясь судьбе на мужа-алкоголика и соседа-балбеса. Незаметно пролетели девять месяцев. Лешка очень серьезно, с полной ответственностью медицинского работника пила витамины и следила за своим здоровьем. В сроки проходила УЗИ и сторонилась больных краснухой. Поэтому роды наступили, как по часам. Приблизительно в три утра я проснулся от топота за соседней дверью. Хотел было повернуться на другой бок и опять заснуть, но вдруг в мой отуманенный мелатонином мозг проникла идея: — Это же Лешка рожает! Я вскочил, и как был, босиком и в трусах, выскочил в коридор. Так и есть. Мишка с безумными глазами носится по квартире, хватая очень нужные в роддоме вещи, такие как магнитофон, детские игрушки, бритву старшего брата. Ключи от машины прячутся в параллельном пространстве. Многочисленные родственники, выхваченные из постелей гормональной бурей и женской физиологией, паникуют. И единственный спокойный человек в этом дурдоме — это сама Лешка. Она сидит на табуретке посреди коридора и отдает команды строгим грозным голосом старшей медсестры, лишь изредка морщась от накатывающих родовых схваток. — Рожаем? — деловито поинтересовался я. — Рожаем, — кивнула Лешка. — Ты штаны-то одень. А то если мой муж ещё полчаса не найдет ключи от машины — рожать я буду прямо здесь. А ты, как врач, будешь роды принимать. — Лешка, у меня по акушерству три балла было! — робею я. — А по чему у тебя было «пять»? — хмурится Лешка. — По судебно-медицинской экспертизе. — Тогда лучше помоги соседу ключи искать. Бросаюсь в круговерть поисков, и через десять минут ключи сдаются, выползая из-под дивана. Мишка с ревом и лязгом подвески бросает свою «ласточку» в скоростное ралли по пересеченной местности спящего города до ближайшего роддома. Квартира затихает. — Вы как хотите — а я пошла спать, — с типичным женским равнодушием заявляет Елена. — Паша, может выпьем для успокоения нервов? — шепотом спрашивает Юрка — Мишкин брат. — Я тебе выпью, — Лена сгребает мужа за ухо. — А ну — спать! Соседи исчезают за дверью, а я иду к себе. Кошка недоверчиво смотрит на ненормального хозяина, который подскочил ни свет ни заря из-за того, что у кого-то скоро будет котята. На всякий случай мявкает, требуя пожрать. — Спи! — командую я кошке. И иду на балкон курить. Из-за паники забыл, что уже полгода, как бросил. Потомок Мишки появился на свет вовремя и без патологий. Роды прошли в штатном режиме, если не обращать внимания на то, что в процессе роженица командовала акушерками и мешала врачу дельными советами. Через три дня мы с Мишкой слегка нетрезвые стояли под окнами роддома. Асфальт украшали кривые буквы «Маша, спасибо за сына!», «Катя, спасибо за дочь!» и прочие следы наскальной живописи. Я предположил, что если снять асфальт, то там обнаружится булыжная мостовая с надписью «Рогнеда, спасибо за Изяслава». Мишка посоветовал мне не умничать и спрятать бутылку в карман, потому что мы все-таки на территории медицинского учреждения. Кроме того проникли сюда через забор, поэтому вести себя надо тихо. Уже через минуту, забыв про свои слова, Мишка заорал на весь больничный городок: — Ле-е-ешка! Испуганные роженицы показались в окнах всех трех этажей. — Ле-е-ешка! Из дверей высунулась сердитая медсестра. — Молодой человек, какой Лешка? Это роддом. — Да знаю я! — отмахнулся Миша. — Ле-е-ешка! И ведь орал, пока Лешка не показала ему в окно новорожденную дочь. На следующее утро я пришел на работу, спорол с белого халата вышитые опознавательные знаки своего отделения, прикинулся новым врачом-гинекологом и проник в палату к Лешке. Рядом с её койкой стояла крошечная кроватка, в которой лежало странное сморщенное существо с лицом, похожим на гриб-боровик. В этом году боровик первый курс медуниверситета заканчивает.