— Нас выгоняют из детского сада, — с порога начала мама, — сделай что-нибудь.
— Что? — спросил папа, снимая куртку.
— Поговори с ней! Она мальчика побила, — дрожащим голосом сказала мама. — Я пойду валерьянки накапаю.
И пошла к холодильнику за коньяком.
— И мне валерьянки, — крикнул папа.
Манюня, прикрывшись подушкой, сидела на диване и не была готова к диалогу. После переговоров выяснилось, что конфликт возник из-за шкафчика, на котором нарисован дятел. Манюне хотелось синичку, потому что синичка красивая. И она предпочла видеть в дятле синичку, в отличие от прагматичного Ильи, принципиально утверждавшего обратное. За свои принципы маленький реалист и огрёб металлическим советским самосвалом, непонятно как затесавшимся в современные пластмассовые игрушки.
Папа решил объяснить дочке неправомерность действий на собственном примере:
— Это что ж получается, — начал он, — вот, например, мне нравится орёл, а на моём шкафчике в раздевалке — 38 написано. И что теперь? Бригадиру за это морду набить? — спросил он грустно, и о чём-то надолго задумался.
Мама поняла, что от папы толку ноль, и увела Манюню в детскую, где за закрытой дверью долго и убедительно вещала о личном пространстве, способах обретения дзен и некоторых статьях уголовного кодекса. Манюня ничего не поняла, но обещала больше не бить крупногабаритными металлическими предметами.
По окончанию воспитательного процесса мама решила высказать отцу о нерезультативности его методов воспитания, а заодно и о маленькой зарплате и, чтоб лишний раз не истерить, о зимних сапогах, которых нет. Папа спорить не хотел, поэтому сказал, что у мамы фигура, как у Джессики Альбы, если бы та вдруг полюбила пирожки с мясом. Мама заулыбалась, и пошла варить плов. А папа решил прилечь, потому что устал и не железный.
© фф