Ситуация: ребёнок-сирота, которого ты вывез с линии фронта, ворует у тебя и остальных таких же детей. Ты узнаёшь об этом после того, как мародёры вынесли всё, что можно было. Все деньги из дома. Все продукты. Все медикаменты. Всю более менее приличную детскую одежду. Газовый баллон с конфоркой. Даже оставшиеся пол мешка угля.

И вот ты голодный и уставший вернулся вечером. Смотришь на пустой дом. Заглядываешь в испуганные глаза 14 сирот. Садишься на пороге дома. Сжимаешь голову руками, словно собирая мысли в один комок, и думаешь — «Бл*дь, чем сейчас покормить детей». И тут один из сирот приносит два пакета с гречкой и кусок сала, завёрнутый в газету. Ты смотришь на него и понимаешь кто ранее воровал продукты. Что с ним сделать? Прими решение.

Психологическая зрелость переговорщика начинается в тот момент, когда он перестаёт быть объектом происходящего и становится субъектом. Т. е. себя он выносит за рамки всего происходящего. Крики, угрозы, упрёки, презрение, ложь, лесть и комплименты собеседника зрелый переговорщик не переносит на свою личность.

Сегодня утром один из недавно найденных сирот украл все медикаменты. Общаюсь с его братом.

— Привет. Тебя зовут Максим? — обращаюсь к одному из «новеньких».

— Да, Макс.

Протягиваю руку ладонью вверх для рукопожатия. Макс откликается и жмёт мне руку.

— Мне сказали, что Саша твой старший брат. Верно?

— Да.

— Я присяду тут. Хорошо?

— Да.

— Мне сказали, что Саша всего неделю назад сюда приехал, а до этого жил в России. Это так?

— Неееет. Он всегда был тут. Только…

— Только… Я понимаю, ты не хочешь рассказывать какие-то тайны. Не хочешь?

— Нет.

— Это правильно. Тайны должны остаться только между вами. Но я надеюсь твоя маме не учила, что врать, красть и принимать наркотики это правильно. Не учила этому?

— Неет.

— Это хорошо.

— А ты знаешь что твой брат принимает наркотики?

— Это неправда — отвечает Макс, пережив вначале небольшой испуг и искусственно изобразив удивление.

— Я вижу, ты знаешь об этом. И не хочу, чтобы ты в этом признавался. Просто оставим это как есть. То что он принимает наркотики плохо, но не так страшно как-то к чему он стремится. Знаешь к чему?

— Нет — искреннее удивление и сразу подавление своих эмоций.

— Ты же знаешь, что на наркотики нужны деньги. Если человек уже привык и долго не принимает, то у него сильно портится настроение. Начинает казаться что все вокруг против него, что следят за каждым шагом и никто не доверяет. Знаешь на что человек может пойти ради денег в таком настроении?

— Вы ничего не знаете — категорично перебивает Макс.

— Ну смотри, я знаю что он украл у нас лекарства. Эти лекарства нужны для тебя, для Анжелы, для Анюты, для Вовы, для Иллоны и для других наших детей. Вы сейчас все сильно более, а он украл все лекарства, бинты, зелёнку, градусник. Всё забрал. Я знаю, раньше вам вдвоём было тяжело. И я точно знаю, если он пойдёт менять лекарства на наркотики, то у него могут спросить где он их взял. И если он расскажет о нашем доме, то сюда обязательно придут мародёры и заберут ещё и еду. И завтра у тебя будет температура, будет болеть горло и мне нечего будет тебе дать попить. И не только тебе. Пострадают и остальные дети. Кто рядом с тобой спит? Вова?

— Да.

— И Вове нечего будет есть. И мне нечем будет его лечить. И хорошо, если мародёры никого из вас не побьют. Но что страшнее, Сашу просто могут убить. Я знаю и ты знаешь, что здесь военное положение и его убьют за воровство, если поймают в другом месте. Может он этого и хочет. Ты тоже этого хочешь?

— Вы ничего не знаете о нас! — пытается что-то доказать Макс.

— Так расскажи мне. Что я должен знать? Я хочу помочь Саше. Помоги мне.

— Знаете, отец бил нас. Чтобы ни было — ремень, палка или кулак, брат всегда был рядом и защищал меня. Отец бил его за это, а меня уже не трогал. Брат потом говорил мне — не бойся, я рядом. Как я его теперь предам?!

— Вот именно. Его все бросили. Все отвернулись. Оставили его один на один со своими проблемами. Ты тоже бросишь? Тоже будешь наблюдать со стороны что с ним сейчас произойдёт? Макс, ты можешь его спасти или всю жизнь потом будешь думать, как мог поступить иначе и винить себя. Я тебе обещаю — вместе мы спасём твоего брата. Ведь пока он живой всегда есть надежда, что он сможет измениться. Правда?

— Да.

Макс рассказал нам куда ходит его брат за наркотиками. К сожалению, мы не успели его перехватить. Мы нашли Сашу уже под кайфом. Привезли его назад к себе в дом. По дороге купили все украденные лекарства. Пока он неадекватный бестолку с ним о чём-то говорить. Уложили спать.

Теперь нужно быть более подготовленными к визиту мародёров. У нас заканчивается уголь. Я решил съездить немного докупить, а потом обсудить дежурство среди взрослых и правила поведения на случай «визита».

Я приехал уже после заката. Увидел, что мародёры уже приходили. И когда думал, чем покормить детей, ко мне подошёл другой «воришка» и принёс «свои сбережения». Я смотрю на него и понимаю, что нельзя это просто спустить с рук. Я понимаю, что они боятся, что мы их бросим и они снова останутся одни. Поэтому он запасается.

Я объяснил ему, что он мне не сын и не родственник. Как и остальные дети. И мне ничего не мешает бросить их и уехать. Но есть более важные вещи, чем жизнь в комфорте — это защита слабых. Поэтому мы здесь. И будем здесь, пока они будут нуждаться в защите. И надеюсь, что однажды он поступит также — не пройдёт мимо, когда слабым нужна будет помощь. Вот как сегодня, когда он принёс украденную гречку и сало. Нужно обладать большим мужеством, чтобы самому признаться в воровстве.

Мы подошли к дереву. Я обвёл его ладошку куском извести на стволе дерева. Я сказал, что за такой серьёзный проступок есть только одно наказание. И я вонзил нож в контур его ладошки. Но он поступил правильно, что признался. Поэтому наказания сегодня не будет. Но он должен сделать ещё 3 хороших поступка. Тогда мы сотрём ладошку с дерева и забудем об этом происшествии. И плюс я назначил его старшим за наш пищеблок. Теперь каждый вечер он должен пересчитывать оставшиеся продукты и сообщать мне лично.

Полночь. Пытаюсь подвести баланс прошедшего дня. А в голове только одни мысли — «Я верю в то, что патрон стоимостью в 1 доллар решает все проблемы. И моя главная проблема сейчас — мародёры. Я знаю где находится эта „проблема“. И у меня есть решений на 56 долларов».

Ты можешь приехать сюда, как на сафари и пострелять от души. Можешь создать себе врага и сойтись с ним в смертельной схватке. Можешь фанатеть от своих идеалогических принципов. Но когда ты уйдёшь, ничего не останется. Пустая территория. Никакой идеалогии.

А что если защитить ребёнка? Он будет гордиться тобой. Он повторит твои шаги. Он перескажет твои истории. Он сохранит что-то твоё. Защитил ребёнка, защитил свою бесконечность. Или всё же сафари с идеалогическими лозунгами?