Навеяно образами.
Дверь в камеру открылась. По глазам, привыкшим к темноте, неприятно резанул свет. Меня окликнули, но звуки доносились как сквозь толщу воды. Да и если бы я и хотела ответить, не смогла бы. Голос пропал на второй день пыток и теперь из горла вырывался лишь надсадный хрип. Стражнику, похоже, надоело ждать ответа от меня, и он подошел. Пнул тяжелым сапогом в живот, из-за чего я закашлялась, и почувствовала, как свежая кровь заливается в горло из прокушенной щеки. Мужчина грубо схватил меня за волосы и дернул вверх. Ноги дрожали и подкашивались. Сил стоять не было, и я вновь рухнула на каменный пол. Глухая боль прошлась от колен до макушки. Стражник выругался, вцепился железной хваткой мне в руку и потащил за собой. Обмороженные ноги еле передвигались, и, по сути, стражник просто тащил меня за собой, выворачивая плечо. Но мне было все равно. Неделя пыток превратила меня в один сплошной сгусток боли. Из-за чего мелкие неудобства больше не чувствовались. Я зацепила рукой очередной проход и захрипела, пальцы запульсировали невыносимой болью, я почувствовала как из тех мест, где когда-то были мои ногти, идет кровь. Ногти мне вырвали вчера, на прощание.
Каменный коридор окончился дубовой дверью. Мне натянули мешок на голову, и повели вперед. Я задыхалась в пыльной мешковине, но шла, по крайней мере — пыталась. Стражник тащил меня уже более прилично, даже поддерживал.
Мешок с моей головы сорвали только в тот момент, когда священник стал зачитывать приговор. Я слепо жмурилась, от невыносимо-яркого солнца. Толпа что-то кричала, но я не слышала. Когда глаза перестали слезиться от света, я поняла, что почти ничего не вижу. Вместо толпы людей, я видела лишь размытые пятна серо-черного цвета. Закрыв глаза, они все равно не нужны мне уже, я вспомнила лица дорогих мне людей и радовалась, что они сейчас где-то далеко, и известие о моей казни дойдет до них только через недели, если не больше!
Меня грубо ударили под колени, и я рухнула на деревянный пол эшафота. Священник что-то прогромыхал над моей головой. То ли призывал покаяться, то ли требовал с меня последнее слово. Я растянула разбитые губы в улыбке, полусожженная щека вспыхнула жуткой болью, но я смотрела на яркое пятно белого цвета, и улыбалась. Наверное, забавная картина…
Палач грубо надавил на мою голову, пристраивая шею в выемку. Я почувствовала, как из глаз льются слезы, мне было так страшно, что горящее от боли тело сковал холодок, по вискам катился пот, смешиваясь с кровью. Пальцы, закололо от страха, я не хотела умирать, тем более после всего, что со мной произошло. Я хотела жить в эту секунду сильнее, чем за всю свою жизнь!
Последнее что я почувствовала это легкий летний ветерок, как бы невзначай взъерошивший мои волосы.