В шкафу, в унылой пожилой шуфлядке,
Где было сыровато и темно,
Лежали — не сказать, чтоб в беспорядке,
Но… не любовно сложены — давно
Лежали без тепла и света,
Забыв, как выглядит весенний день,
Часы, магнитофонная кассета
И прочая другая дребедень.
В привычной притупившейся печали,
Устав от бесполезности бесед,
Понурые и мрачные, молчали,
Кто месяц, кто и пару долгих лет…
И в этой полумертво-полусонной
Компании, прижав к стене бочок,
Который день, молчанью удивленный,
Страдал-грустил мобильник, новичок.
Он был веселым и певуче-звонким.
Служил хозяйке восемь лет и зим,
Послушно подчиняясь пальцам тонким,
Пока однажды вдруг не стал… немым.
И вот — лежит теперь с потухшим взглядом…
А ведь светиться изнутри привык!
(Две потемневшие монеты рядом,
Брелок и тощий ржавый ключ-старик)
Ему б залиться снова звонкой трелью
И вибро станцевать бы на столе!
Но… в ящике, насквозь пропахшем прелью,
Лежит, забыт-заброшен, в пыльной мгле…
Немой. Но он — живой! И сердце бьется
Исправно батарейное в груди
И верит, что она к нему вернется,
Стучит с надеждой: Не сдавайся, жди!
До слез порою жалко и обидно,
Когда… шаги, и — мимо, в тишину…
А эти неприветливо-ехидно
Ухмылкой мерзкой скалятся: Ну-ну…
Но телефон все ждал! И как-то летом
Желанное случилось чудо вдруг!
Пахнуло чистым воздухом и светом,
И — вот оно, тепло знакомых рук!
И голос, милый и родной до боли!
— Привет, старик! Ты нужен. Выручай!
Он вспыхнул ярко, вздрогнув поневоле —
Не выскользнуть бы на пол невзначай.
И сердце-батарею как-то резко
Пронзило током! Кнопки во всю прыть
Стучали! И — умчалась эсэмэска!
Он не подвел! Он смог! И счастью — быть!
Немой, но гордый, потому что — нужный!
Он, весь светясь, победный бросил взгляд
Туда, где бывшие соседи дружной,
Но безнадежной кучкою лежат.

Copyright: Клавдия Семеновна, 2016
Свидетельство о публикации 116 041 009 267