В часы застоя огромную популярность приобрела «Литературная газета» (ЛГ). Ею зачитывались практически все думающие люди нашей страны. Обойду стороной публицистику газеты, которая для тех времён в действительности имела колоссальное влияние на более-менее передовую часть населения Союза.

И пусть всё там было подконтрольно властям, но изредка прорывались и мысли. Вспомню в этом опусе о шестнадцатой странице, полностью посвящённой юмору и, отчасти, сатире, хотя с этим в СССР всегда было нелегко. Как говорится: сатирикам было не до смеха.

То есть сатира вроде и наблюдалась, и о ней постоянно надрывались со всех партийных трибун, и посыпали пеплом голову, и Гоголя с Салтыковым-Щедриным вспоминали, но когда доходило дело до сатиры, то дальше нерадивых управдомов и председателей колхозов, за редкими исключениями, дело не шло. А вот юмор был на весьма и весьма высоком уровне.

В начале семидесятых появилась на этой странице новая рубрика. «ТЭС», что при прочтении аббревиатуры означало: толковый этимологический словарь. К примеру: слово «известняк» обозначало: «популярный певец», «гусар» — мужчина-птичник и т. д. и т. п. Печатался «ТЭС» из номера в номер и со временем приобрёл немалый авторитет.

Являясь активным читателем ЛГ и одураченный, как многие из нас, призывами участвовать в жизни газеты, приобрёл пагубную привычку посылать туда свои варианты слов. Однако к моему глубочайшему разочарованию всё было напрасно.

Изредка мне отвечали, что присланные варианты абсолютно не парадоксальны, не юмористичны и даже просто не смешны. Доказывать что-то было глупо и со временем идею прославиться в этой ипостаси попросту забросил. Но мой сын в 74-ом году вдруг воспылал любовью к юмору и начал «бомбить» редакцию своими «тэсами», получая те же самые ответы.

Отвечали обычно три бойца юмористического цеха: Веселовский, Брайнин, Тумановский и изредка, примыкавший к ним Задирака. Как сумел, успокоил сына, объяснив, что не доросли мы с ним до таких вершин, что многому ещё необходимо учиться, но лучше сразу бросить. А к слову, были у Валеры довольно остроумные вещи. Запомнился его вариант слова «никак» — запор. Или фраза: «Из кожи вонь лезет».

Было ещё довольно много подобных, но, в глазах редакционных Марков Твенов, не вышли мы с ним, по выражению самарских купцов, верхним рылом. И были во многом правы. — Валера, — убеждал я сына, — удели больше внимания урокам, подтяни химию и другие предметы, а литературные экзерсисы подождут. Но он переживал, однако не так уж и сильно.

Постепенно страсти улеглись, но вот раскрываю как-то свежую «Литературку» и… Абсолютно верно. Напечатали одно из его слов, естественно, от имени редакции. «Свинец» — боров. Мы напряглись. Обострились неприятные воспоминания о переписке. Имеет место быть явный плагиат, «та сязять».

Возможно, кто-то одновременно с сыном изобрёл велосипед, но, сын, послал слово до того. Моя таксистская натура выдержать такое не смогла. Тут же было состряпано послание с криками о справедливости, честности и прочей чепухе.

Каково, к тому же, отношение отрока, воспитанного в духе справедливости и веры в грядущее, но неминуемое наступление коммунизма, к обману со стороны взрослых дядей. Ответ не заставил ждать больше полугода, что довольно неплохо на фоне неспешных ответов, приходивших раньше.

Кто-то из вышеназванной троицы рыдал о засилии «тэсов», присланных в редакцию от жаждущих славы читателей. Привели даже примеры: «дантист» — знаток Данте и «садист» — садовод-любитель. Всё было верно и логично, но он прислал раньше. Оставить без хоть какой-то реакции было выше моих сил. Просчитывались варианты. Начали созревать замыслы.

В 75-ом году рванули мы всей семьёй на отдых в село Новосёлки, расположенное на Десне. К бабе, Усте Максымивни. Село довольно глухое, что будет иметь значение в дальнейшем. И здесь выкристаллизовался окончательный план нашего «ответа Чемберлену». — Устя Максымивна, — спросил я как-то хозяйку, — а чы е у Вас дужэ старэ сало? — Та навищо старэ. Е свижэ. — Ни, тилькы старэ.

Баба Устя, слегка привыкшая у моим выбрыкам, приволокла из льоха (погреба) трёхлитровую банку с изрядно пожелтевшим от древности салом. За три рубчика я прикупил один кг сала.

Отобрав три самых жёлтых куска, мы написали письмо о том, что вот пытались что-то придумать из слов, но в голову лезли не парадоксальные, не юмористичные и просто не смешные слова. Пока шлём сало, а придумаем что-нибудь, то сразу же вышлем.

«Ижтэ на здоровья, — дописали мы, — щоб вам»… Причём на каждом из кусков я написал, кому какой персонально. Конечно, сработала приобретённая за годы работы таксистом привычка за всё «благодарить». Замотав харч в плотную бумагу, мы отправили пакет из сельской почты, слабо веря в какой-то результат. Если реакция на киевские письма была такой заторможенной, то письмо из глубинки… Могло с концами ухнуть где-то в недрах почтового ведомства. Да и в газете как могли отреагировать.

Каково же было удивление, когда 25-го июня, буквально, две недели спустя, открыв, свежую «Литературку», на шестнадцатой странице узрел коротенькую заметку, набранную почему-то курсивом. Любопытные при необходимости могут порыться в подшивках или интернете, но мне запомнился общий смысл: «Два полу идиота, (написано было, конечно не так, а помягче, но смысл явно вылазил наружу) отец и сын Подорожные, сидели и придумывали «тэсы», но ничего не придумав, решили выслать сало.

Мы его пока в холодильник упрятали (упрятали?! Съели под водяру, без всякого сомнения!), а потом решим, что с ним делать. Подарок это или взятка"? — наивно вопрошали литературные остроумцы. Я решил, что в действительности они по ошибке вскрыли пакет в присутствии коллег, и пришлось зачитать письмо вслух, куда уж денешься?

Мои догадки отчасти подтвердил мой, покойный ныне, приятель, кстати, писатель-юморист, Андрюша Крыжановский: «У них идей маловато, хохму придумать — это тебе не два пальца обоссать, — добавил грубоватый юморист, вот они и придумывают рубрики, конкурсы, творчество читателей и прочую дребедень. А наивняк вроде вас ловятся.

Потом что-то публикуется под фамилией, допустим, Рабинович-оглы, но гонорар-то идёт кому-то из своих. Да ты не переживай. Не первый и не последний. Я же у тебя, помнишь, сюжетец позаимствовал из твоих баек. Но ты же был не против".

После вышеперечисленных событий я полностью потерял интерес ко всем этим делам. Как сумел, убедил сына в нашей правоте по большому счёту. К слову, вскорости его «тэс»: «Гривенник — волосатый парень» напечатали в журнале «Крокодил», автор — Валерий Подорожный.

А тогда страна вела неравную борьбу с разными, выпадающими из общего, монолитного строя, личностями, как-то: длинноволосые, узкобрючные, длиннопиджачные и прочие. И чем-то его слово их удовлетворило, а может и ощущение некой вины. Хотя вряд ли.

Но вот однажды сидим мы на футболе. Киевский центральный стадион, Чемпионат СССР по футболу. И слышим из рядов, находящихся сверху, слова какого-то болельщика: сало, Литературная газета, посылка и тому подобное. Один из наших, объясняет, показывая на меня, что вот он, тот, который посылал национальный продукт в редакцию.

— Да, нет, — сказал тот, подтверждая истину, что нет пророка в своём отечестве, — такого не может быть (?). И мне пришлось, как выражаются урки, «залепить на показуху» своё водительское удостоверение. Дабы он мог сличить фамилию и имя.

— Ты смотри, — засокрушался болельщик футбола, — а я-то думал: «Зачем он это сделал и тоже». — Что тоже? — вопросили мы. Выслал им два десятка яиц… Короткая пауза прервалось дружным хохотом присутствующих).