Переводчик Фиделя Кастро и Че Гевары Овсеп Манасарьян раскрыл их тайны

В ответ на намерение США разместить в мае ракетные пусковые установки типа HIMARS на юго-востоке Турции депутаты Госдумы Валерий Рашкин и Сергей Обухов предложили вернуть на Кубу российские ракетные комплексы и возобновить работу центра радиоэлектронной разведки в Лурдесе. Соответствующее обращение они направили президенту Владимиру Путину, министру иностранных дел Сергею Лаврову и главе Минобороны Сергею Шойгу.

Как известно, в начале 60-х годов Куба занимала особое место в советской внешней политике. На острове работало немало наших специалистов. Один из них — переводчик Овсеп Манасарьян, который был свидетелем того, как создавалась на Острове свободы регулярная армия. Он хорошо знал обитателей легендарного особняка «Пунто уно», синхронно переводил лекции для министра обороны Рауля Кастро, а в перерывах между занятиями рассказывал генералу анекдоты про армянское радио. Также готовил подборку статей для Эрнесто Че Гевары. Главнокомандующий Фидель Кастро в знак признательности подарил ему трёхметрового крокодила.

Воспоминаниями о годах работы на Острове свободы Овсеп Манасарьян поделился с «МК».

С ракетами через океан

Овсеп Манасарьян попал на Остров свободы в период всеобщей эйфории. В 1959-м на Кубе победила революция. Первый зампред Совета Министров СССР Анастас Микоян привёз молодому правительству Кастро огромный кредит — 100 млн долларов. Тогда же было подписано соглашение о закупках 5 млн тонн кубинского сахара ежегодно.

— В 1961 году мы окончили четвёртый курс института иностранных языков, где учились на переводческом факультете. И вдруг объявили, что языковая практика у нас будет на Острове свободы! И не краткосрочная, а годовая. Наш иняз считался одним из лучших вузов страны. В своё время Сталин утвердил для наших студентов специальную повышенную стипендию в 45 рублей, в то время как остальные получали по 22 рубля. Все наши преподаватели ранее работали за рубежом. Помню, английский язык у нас преподавал профессор, который составлял известные словари. Девушек на наш факультет не принимали. Нам была предназначена особая миссия…

И вот мы, ещё студенты, отправились на теплоходе «Грузия», чтобы забрать тысячу кубинцев для обучения у нас в школах механизации сельского хозяйства. Привезли мы их в село Петровское Ставропольского края. Преподаватели рассказывали об агротехнике, мы переводили. Многие кубинцы были малограмотными. Мы занимались с ними как русским, так и испанским языками. На Остров свободы возвращались уже знающие своё дело специалисты.

Нас встречали с ликованием. Тогда же я познакомился с младшим братом Фиделя Кастро — генералом Раулем Кастро. Он поднялся в каюту капитана, поблагодарил за помощь, а мне заметил: «Как хорошо вы знаете испанский язык — говорите с характерным кубинским акцентом». А я, работая с кубинцами, особое внимание уделял сленгу, также тщательно изучал идиоматические выражения…

На Острове свободы мы получали довольно приличную зарплату: за год можно было купить машину «Волга».

— В то время на Кубе как раз создавалась кадровая армия?

— С 1964 по 1965 годы я с другими выпускниками нашего института работал в Академии Генерального штаба в Москве, где обучался высший командный состав кубинских вооружённых сил. Это были целеустремлённые, талантливые молодые люди, почти мои ровесники или всего на 2−3 года постарше. Многие из них с Фиделем Кастро входили в состав знаменитого десанта, что высадился с яхты «Гранма» в провинции Орьенте и активно начал вооружённую борьбу против правительства Батисты. Несмотря на молодость, все они поголовно носили звание «команданте» — высшее воинское звание в период революции среди повстанцев. Я был с ними и на лекциях, и на практических занятиях, переводил синхронно с русского языка на испанский. Перевод для нас был несложным, за что надо сказать спасибо нашей кафедре военного перевода. Муштровали-то нас будь здоров!

Потом я ещё четырежды пересекал океан, следуя на Кубу. На пассажирском теплоходе с нами неизменно были военные. Как потом выяснилось, в трюме находились комплектующие для баллистических ракет, которые Советский Союз планировал разместить на Острове свободы. Уже в Карибском море нас всё время сопровождали американские лётчики. В одну из поездок мы стояли на верхней палубе — наш теплоход облетали американцы, снижаясь до такой степени, что можно было рассмотреть лица пилотов. И вот один из наших матросов, решив позлить американцев, взял, спустил штаны и показал лётчикам голую задницу. Янки отреагировали неожиданно очень дружелюбно: заулыбались и помахали крыльями самолетов…

Особняк «Пунто уно»

Вскоре советские военные довольно прочно обосновались на Острове свободы. Они активно эксплуатировали Центр электронной разведки в Лурдесе, который позволял в упор следить за американскими аэродромами. Советские атомные подводные лодки заходили в кубинские бухты и пропадали, как в Бермудском треугольнике, исчезая из поля зрения американских радаров и эхолотов.

На острове были созданы учебные центры и школы, где военные советники и специалисты из СССР готовили для Революционных вооруженных сил Кубы младший командный состав.

— У меня был открытый характер, и вскоре я подружился со многими кубинцами, бывшими повстанцами, — продолжает рассказывать Овсеп Манасарьян. — Они звали меня на свой манер — Хосе. Ближе всех мне был команданте Пинарес. Его настоящее имя было Антонио Санчес Диас. Он был очень весёлым и находчивым человеком. Однажды рассказал мне, как, будучи комендантом острова Пинос, он заминировал его территорию, чтобы не высадились контрреволюционеры. А кнопка пуска находилась у него в кабинете.

Занятия для высшего командного состава проходили в отдельном особняке — в «Пунто уно», «Пункте 1». Там мне пришлось переводить и для министра обороны генерала Рауля Кастро. Он был очень лёгким человеком в общении. Постоянно просил меня рассказать новые анекдоты армянского радио. Говорил, что у армян и кубинцев схожее чувство юмора. В перерывах между занятиями он не отпускал меня от себя ни на шаг. Мы много смеялись, я ему рассказывал байки о студенческой жизни…

Наше столь доверительное общение очень не нравилось советским советникам. Мне выговаривали: «Ты кто? Простой переводчик, а как разговариваешь с кубинским генералом?!» И однажды меня из «Пункта 1» убрали. Генерал Рауль Кастро тут же спохватился, послал за мной своего ординарца. Тот нашёл меня и поинтересовался: «Говорят, ты заболел?..» Я собрался и пошёл с ним к министру обороны Раулю Кастро. Надзирающие за мной полковники перечить не посмели. Мы тогда проговорили с Раулем Кастро до поздней ночи.

Я рассказал, что рос с матерью, без отца. После школы работал на секретном военном предприятии, в так называемом «почтовом ящике», слесарем-водопроводчиком 5-го разряда. Получив рекомендацию, успешно сдал экзамены в МГИМО, набрав на 2 балла больше проходного. И тут подрался, заступившись за друга. Нас забрали в милицию, нашли у меня экзаменационный лист и, конечно, сообщили в институт. На мандатной комиссии у меня спросили: «А если бы такая же ситуация возникла за границей, как бы вы поступили?» Я не стал кривить душой и сказал: «Так же бы защищал друга». Мне ответили: «Дипломат не должен пускать в ход кулаки. Нам драчуны не нужны».

Рауль Кастро мне сказал: «Не жалей. У тебя будет намного интереснее жизнь, чем у поставленного в определённые рамки дипломата».

С высшим командным составом я постоянно выезжал на стрельбища. Поражался, как, бросаясь в атаку, на всём ходу прыгал с танка главнокомандующий Фидель Кастро. Это был уникальный человек, очень умный и смелый. На него в дальнейшем было совершено немало покушений. Неудивительно, что ему всякий раз удавалось обхитрить врага.

Я не переставал удивляться: все наши революционеры были бедны как церковные мыши. А в собственности у семьи Кастро была чуть ли не половина земли на острове. В возрасте 13 лет он участвовал в восстании рабочих на сахарной плантации своего отца. Потом сказал: «Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек и абсолютная вера».

— Вам доводилось слышать речи Фиделя Кастро?

— Его ораторским искусством можно только восхищаться. Он мог говорить и 4, и 7 часов без единого перерыва. Причём без всяких бумажек. У него была просто феноменальная память. Знающие люди говорили, что Фидель Кастро помнил клички всех коров-рекордисток на Кубе…

Мне с кубинцами легко было общаться, потому что во многом мы были очень похожи: всего в жизни добивались сами. Несмотря на высокие должности, это были замечательные ребята, очень доброжелательные, без тени зазнайства. С нашими полковниками, сановными советниками они мало общались вне занятий. Удивлялись их напыщенности и скрытности, говорили: «Солдафоны, что с них возьмёшь?..» Больше бывали в гостях у нас, вольнонаёмных. А жили мы в особняках, которые кубинцы отобрали у имущего класса. Нам был выделен замечательный повар, который освоил и русскую кухню.

— Говорят, кубинцы — очень жизнерадостный народ.

— Народ жил бедно, но никто не возмущался. Главное — они были свободны! Кубинцы радовались жизни, не зацикливались на трудностях. Если появлялась одна бутылка пива — это уже был повод повеселиться и потанцевать. Нигде больше я не видел такого позитивно настроенного народа. Думаю, благодаря этому они смогли выжить в экономической блокаде со стороны Америки. Что только не предпринимали Штаты против Кубы! Однажды американские власти даже предложили иммиграцию всем желающим с острова. В ответ Фидель Кастро выпустил из тюрем всех опасных преступников и принудительно депортировал их в Америку…

— Что можете сказать о местных девушках?

— На Кубе очень красивые девушки, но нам не разрешали с ними встречаться. Друзья-кубинцы всё время иронизировали: «Слушай, веселись, мы тебя будем предупреждать обо всех проверках». Но как-то сложилось, что мы больше играли в командные игры: футбол и волейбол.

— Оценили кубинские сигары и ром?

— Я никогда не курил. Но знаменитые местные сигары привозил друзьям в подарок. Ром, конечно, пробовал, но никогда не напивался. Кубинцы, зная о пристрастии наших людей к выпивке, нередко мне выговаривали: «У вас мороз — чтобы согреться, можно выпить водки. Но на Кубе тропическая жара, как можно пить днём, когда температура больше 30 градусов?!» И начинали рассказывать мне о журналисте Тимуре Гайдаре, сыне известного писателя Аркадия Гайдара, который в то время работал на Кубе собственным корреспондентом «Правды» и которого кубинцы видели постоянно пьяным. Что я мог им ответить?..

Революция на экспорт

— С Эрнесто Че Геварой довелось общаться?

— За мной часто заезжали кубинцы-команданте, забирали меня к себе домой. В один из вечеров Пинарес познакомил меня со своим близким другом Эрнесто Че Геварой. Тот, послушав меня, сказал: «Ты смотри, приехал из России, а говорит как кубинец и шутит как кубинец!»

Че Гевара по национальности был аргентинец, по профессии — хирург. Кубой он заинтересовался в возрасте 11 лет, когда в Буэнос-Айрес приехал кубинский шахматист Капабланка. Эрнесто был очень увлечён шахматами.

— Я стал для Че Гевары переводить статьи из советских журналов. Он тогда был министром промышленности Кубы и очень отличался от местных жителей по характеру. Его нельзя было назвать общительным человеком — он был очень сдержанным, мало говорил, больше слушал. Во всём его облике чувствовалась мощь. Особенно запомнил его проницательный взгляд. Казалось, он людей видит насквозь. Как-то он сказал мне: «Из тебя бы получился отличный врач». А я ведь на самом деле мечтал стать врачом, поступал после школы в медицинский институт, но не набрал достаточного количества баллов — пошёл работать на завод.

Че Гевара рассказывал, что хотел посвятить свою жизнь лечению прокажённых южноамериканцев. Он много курил, несмотря на то, что у него была астма. Говорил: «Надо же как-то отгонять назойливых комаров». В кармане у него всё время лежал ингалятор, он периодически вдыхал лекарство.

— Доводилось слышать, что Эрнесто Че Гевара не был создан для спокойной, мещанской жизни.

— Да, иметь дом, семью, стабильную работу для него было мало. Он говорил мне, если дословно перевести с испанского: «Другие земли нуждаются в моих скромных усилиях». У него было жизненное кредо: «Не делать ни одного шага назад, даже для того, чтобы взять разбег». То есть «стоять насмерть, не отступать, даже чтобы прыгнуть».

Однажды мой друг, команданте Пинарес, завёл со мной пространный разговор: «Хосе, ты такой молодой, прямой, революционер в душе, к кубинцам хорошо относишься. Надо ехать с нами в другие страны!» Я говорю: «Зачем?» Пинарес тогда обмолвился, что все расскажет позже. А потом пропал. Когда по радио прошло сообщение: «Погиб Че Гевара», я сразу почему-то понял, что и моего друга Пинареса тоже нет в живых. Друзья подтвердили мои опасения. С Че Геварой поднимать народные восстания в Африке и Южной Америке отправились тогда 17 кубинских революционеров, это называлось «экспорт революции», 13 из них в 67-м сложили в Боливии головы. Они и сейчас стоят у меня перед глазами: команданте Антонио Санчес Диас, он же Пинарес и Маркос, капитан Хесус Суарес Гайоль, он же Феликс и Рубио, капитан Элисео Рейес Родригес, он же Сан-Луис и Роланд… Никому из них не было и 35 лет.

Так я потерял самых преданных кубинских друзей.

А меня между тем продолжали усиленно «пасти» наши военные. Особо нападал на меня полковник Охримец, который преподавал в военной школе. Он меня буквально терроризировал: «Я отправлю тебя в Москву!» Нашёл чем пугать! Вот если бы он вздумал отослать меня куда-нибудь в Америку… А в Москве у него жила мама.

Все наши советники и преподаватели жили в отдельных особняках с мебелью и посудой. Потом я узнал, что полковника Охримеца задержали на таможне в Москве, когда он пытался провезти серебряный сервиз, который взял из гостевого дома…

— Что-нибудь привезли на память о Кубе?

— Перед отъездом кубинские друзья решили подарить мне японский магнитофон — дефицитнейшую вещь по тем временам. И немало удивились, когда я сказал: «Но он же не кубинский!» Я хотел увезти с острова память о Кубе. Фидель Кастро тогда пошутил: «Ну, тогда женись!» У меня же в памяти всплыло, что остров напоминает очертаниями каймана, — я тогда и говорю: «Подарите мне крокодила!» Мне сказали: «Нет проблем, поезжай в питомник, сам выберешь хищника».

Мы вышли на мостик, а внизу их видимо-невидимо. Надо выбирать. Я вижу, морда торчит зубастая, говорю: «Вот этот!» Сейчас бы я, конечно, этого не сделал. Жалко все-таки убивать животину. Тогда же был молодым, о философии жизни и смерти не задумывался.

Питомник находился под эгидой Фиделя Кастро. На Кубе тогда была установка: крокодила больше метра длиной с острова вывозить нельзя, это национальное достояние. Для меня же сделали исключение. Мастер сделал мне чучело, набил его опилками и отправил машиной в мой коттедж. Помню, я подхожу к дому, слышу крик: горничная приняла крокодила, лежащего на кровати, за живого. Вскоре мой трёхметровый гигант отправился в ящике со мной в Москву.

…В последующие годы переводчик Овсеп Манасарьян работал в Нью-Йорке в Организации Объединенных Наций, в Управлении внешних связей в Министерстве культуры СССР. Но самым запоминающимся периодом для него остаются годы, проведенные на Кубе.