Новогодняя ночь была первой, когда мне, бурлящему и непредсказуемому восьмикласснику, было разрешено ночевать вне дома. В эту ночь я гордо слушал бодрую речь вождя, впервые адресованную мне лично, а потом, ошалевший от собственной взрослости, впервые сорвал поцелуй с горячих испуганных губ…
Сколько потом я переслушал разных вождей, сколько ещё более горячих губ перецеловал! Но никогда эта ночь, освященная горящей ёлкой, не теряла для меня сказочности и ожидания чуда… И оно непременно свершалось!
У меня есть целая серия новогодних рассказов (я их называю «рождественскими» из-за обязательных счастливых финалов). Сегодня публикую один из них.
ПАПА ВЕРНУЛСЯ…
Обычно это происходило в последний день декабря. Папа приходил с работы волевой и сосредоточенный.
— Я ухожу, — заявлял он.
— Куда? — спрашивала мама, перечитывая любимую Анну Каренину.
— Совсем. От тебя ухожу.
— Почему? — интересовалась мама, не отрывая глаз от книги.
— Ты меня не ценишь! Никто не ценит! Вам всем плевать на меня!
— Ты не прав, — бросала мама, переворачивая страницу.
— Сейчас не время выяснять отношения… Поздно! Ты меня проиграла!.. Не волнуйся, на квартиру претендовать не стану. Мебель оставляю тебе, ковёр тоже.
— Ты — благородный человек, — изрекала мама, продолжая чтение.
— Только не надо красивых фраз, не надо!.. Пути назад нет!
Папа раскрывал «дипломат», укладывал туда электробритву, пасту, зубную щётку и почему-то молоток, хотя он ни разу в жизни не забил ни одного гвоздя. Затем надевал пальто, шапку, подходил к дверям, оборачивался.
— Я ухожу. Кто идёт со мной? — вопрос был адресован нам, детям, но повисал в воздухе без ответа. — Папа уходит навсегда. Кто пойдёт с папой?
— Я не могу, мне задали сочинение, — сердито отвечала Ленка. Папа переводил взгляд на меня. Я начинал хныкать.
— Я не пойду, у нас в садике подарки давать будут.
Папа запрокидывал голову и трагически воздевал глаза к небу.
— Хорош итог: создал семью. Вырастил детей, всю жизнь работал на них, а теперь даже уйти не с кем!..
Голос его дрожал, в глазах появлялись слёзы.
— Я пойду с тобой, — говорила мама, откладывала книгу, предварительно заложив закладку между страницами, одевалась и они уходили. Возвращались поздно, весёлые, счастливые, с подарками. Так что нам, детям, даже нравилось, когда папа от мамы уходил.
Но однажды, тоже тридцать первого декабря, папа вернулся с работы раньше обычного. Мама только-только закончила готовить обед и проверяла принесенный Ленкой табель.
— Я ухожу от тебя, — объявил папа.
— Куда? — спросила мама, просматривая оценки.
— Совсем. От тебя ухожу.
Ответ был традиционен, но что-то в папином голосе насторожило маму. Она отложила табель и посмотрела папе прямо в глаза.
— Почему ты уходишь?
Папа отвернулся и молчал.
— Ты уходишь к ней? — тихо спросила мама.
Не поворачиваясь, папа утвердительно дрыгнул головой.
Я знал, кто такая она. Это была соседка с пятого этажа Эля Глотова, которая на афишах именовалась Эльвирой Глотье. Она работала в цирке, жонглировала чугунными ядрами. Зимой и летом ходила в обтягивающем свитере, из-под которого выпирали все её формы. Последнее время я часто видел папу, беседовавшего с Эльвирой: ему, худому и щуплому, импонировали её сила и мощь. И вот теперь он…
— Что ты возьмёшь с собой? — спокойно спросила мама.
— Ничего. Мебель и ковёр я оставляю вам. Свои вещи тоже. Выходной костюм и свитера можешь продать — получишь деньги.
— В чём же ты будешь ходить?
— На работу в этом пиджаке и этих брюках, они после чистки, как новые. А дома…- Он запнулся и исправился. — …а у неё — в спортивном костюме, она мне отдаст свой старый.
Он уложил в «дипломат» весь свой джентльменский набор, закрыл его, дошёл до дверей, постоял, обернулся, посмотрел на меня и на Ленку.
— Вы проводите меня?
Я насупился и молчал.
— Тебе же недалеко, всего один этаж! — буркнула Ленка.
— Хорош итог: дети отказываются проводить отца в последний путь!
— Я провожу тебя, — предложила мама.
В папиных глазах блеснула радость. Секунду он колебался, потом хрипло выдавил «не надо» и выскочил за дверь.
Мама молчала.
— Напиши его маме, брату, всем его родственникам, — предложила Ленка.- Ему станет стыдно, и он вернётся.
Мама покачала головой.
— Это не поможет. Здесь уже никто не поможет.
— А дед Мороз? — спросил я.
Мама рассмеялась, притянула меня к себе и заплакала.
Мой детский садик находился во дворе, перед нашими окнами. Поэтому меня туда не провожали, я сам бегал. Только на утренники меня всегда сопровождала мама. На этот раз, увидев в зеркале свои заплаканные глаза, попросила:
— Пойди сам. Ты ведь уже большой.
И в младшей, и в средней, и в старшей группе к нам всегда приходил один и тот же дед Мороз, грузный, нескладный, с одышкой. Он обслуживал все детсады нашего района. Мой садик находился в конце его маршрута, он прибегал к нам всегда с опозданием, потный и растерзанный. Его посох цеплялся за бороду и болтался до тех пор, пока борода не отваливалась вместе с ним.
В день, когда папа насовсем ушёл от мамы, деду Морозу особенно не везло: это был седьмой, последний утренник, на улицах навалило много снега, ходить было тяжело, он несколько раз падал, зверски устал, еле передвигал ноги — поэтому танцевал сидя. Бороду где-то потерял, вместо неё ему подклеили кусочек кроличьего меха. Мех был серый, выделялся на фоне ватной шубы — всем сразу было видно, что с возрастом дедушка стал чернеть.
Снегурочка развязала мешок. Измочаленный дед нагнулся за подарками, но разогнуться уже не смог: его прихватил радикулит. Так он и просидел до конца утренника, согнувшись над мешком, из которого Снегурочка выдёргивала подарки и вручала их детям. Дед Мороз натужно улыбался каждому, посыпал его конфетти и виновато сообщал:
— Заболел ваш дедушка.
Когда праздник закончился и все разошлись, я, уже одетый, заглянул в зал и увидел такую картину: Снегурочка упёрлась своему партнёру коленом в позвоночник и напряжённо тянула его за плечи. Дед Мороз со скрипом распрямился.
— Всё! Теперь добредёшь сам. А мне ещё за внуком ехать! — Она глянула на часы, потом чмокнула деда в кроличью бородку. — Счастливого Нового года! — И умчалась.
— Дедушка, пойдём к нам, — предложил я.
— Нет, мальчик, дедушка Мороз поедет к себе в лес и ляжет отдыхать в сугроб.
При этих словах он дёрнулся, и зубы его застучали — это он представил себя лежащим в сугробе.
— Пойдём, — настаивал я, — ты ведь должен всем помогать, а у меня мама плачет. — Дед Мороз, уняв зубную дрожь, внимательно посмотрел на меня. Чтобы его окончательно убедить, я добавил. — Мы рядом живём, во дворе. Чаем тебя напоим, с малиновым вареньем.
Этот дед Мороз обладал очень развитым воображением: я увидел, как он мысленно проглотил варёную малину, и как по его телу разлилось тепло от будущего чая. Он решительно взял меня за руку и сказал:
— Веди!
Мама не могла скрыть удивления.
— О, кто к нам пришёл!
— Извините… Я не сам… Это ваш мальчик.
— Очень хорошо, что пришли. Снимайте шубу.
— Нет, нет, нельзя! — он попытался незаметно кивнуть в мою сторону, давая понять, что не может разоблачить сказку: он по наивности думал, что я всё ещё верю в его лесное происхождение!
Выпив чаю с малиной, дед Мороз окончательно раскис. Глаза его слипались, он растягивал веки пальцами. Его знобило. Очевидно, ко всему он ещё и простыл.
— Я вас в таком состоянии не отпущу, — сказала мама. — Ложитесь и поспите, хотя бы часок.
Она бросила на тахту плед и подушку. Дед Мороз был не в состоянии сопротивляться. Бормоча слова благодарности, он повалился на тахту, как стоял, в шубе, в шапке, и сразу захрапел. Мы с Ленкой стянули с его ног валенки и накрыли его пледом.
Прошло два часа. Дед спал глубоким сном ночного сторожа, не повернувшись, не пошевелившись.
И тут вошёл папа.
— Что это? — изумлённо спросил он, указывая на храпящего мужчину в шубе, в шапке, с кроличьей бородой. Мы молчали. Папа повторил свой вопрос. — Я могу узнать, кто это спит в моём доме?
— Это уже не твой дом, — тихо сказала мама.
Папа чуть растерялся.
— Допустим. Но мне обидно: стоит только выйти, как уже кто-то лежит! — Он подскочил к тахте и стал трясти деда за плечи. — Товарищ!.. Товарищ господин!.. Пора вставать!
Дед испуганно вскочил, не понимая, где он и что с ним. От испуга задекламировал:
— Я весёлый дед Мороз, я подарки вам принёс… — Потом посыпал папину голову конфетти и поздравил его. — С Новым годом!
Окончательно проснувшись, застеснялся и стал поспешно натягивать валенок.
— Это просто чёрт знает что! — возмущался папа.- На минутку выйдешь к соседям — в доме сразу появляются нахальные деды Морозы!..
— Я — не нахал, я — из фирмы «Радость» — оправдывался дедуля, натягивая второй валенок.
Мама протянула ему банку с вареньем.
— Это вам новогодний подарок. Придёте домой, попарьтесь в ванне, ложитесь под тёплое одеяло и пусть жена даст вам в постели выпить чай с малиной.
— У меня нет жены. А за подарок спасибо. — Дед Мороз взял баночку, поклонился маме и направился к дверям.
— Может, останетесь с нами встретить новый год?
— Нет, нет, благодарю. Дед Мороз должен вернуться в свой лес и спать в сугробе. — Он улыбнулся мне, подмигнул и вышел.
— Он ещё и холостой! — продолжал возмущаться папа, вытряхивая из волос конфетти.
— Тебе что-то нужно? — спросила мама.
— Я забыл молоток.
Мама принесла ему любимый инструмент. Но папа не уходил. Он потоптался у двери, потом решительно вытащил из «дипломата» большую коробку конфет и протянул её маме.
— Я вспомнил, что не поздравил тебя с Новым годом. Это дорогие конфеты, двести рублей коробка, называются «Теремок».
— За эту цену они могли бы называться «Небоскрёб», — сказала мама, раскрывая коробку. — Угощайся.
— Спасибо. — Папа взял одну конфету и проглотил её, не разжёвывая. — Я хочу погулять по улицам. Кто пойдёт со мной? — спросил он, отвернувшись от мамы, глядя в нашу сторону. Мы молчали. Папа не уходил. Молчание затянулось.
— Прийдется мне пойти с тобой, — сказала мама и начала одеваться.
Я подошёл к ней и тихонько прошептал:
— Видишь, дед Мороз всё-таки помог.
Мама притянула меня к себе и стала целовать, но уже не плакала, а смеялась.