Мир накрыла туча грозовая
И тревожно было за окном.
Ты курила, горечь запивая
Солнечным рубиновым вином.
Вечерами ты играла вальсы
И стихи читала невпопад,
Родом из эпохи декаданса,
Сгинувшей столетие назад.
Сторонилась новостных сенсаций,
Слышать не желала о войне,
И тебя не думало касаться
Всё происходящее вовне.
Я кричал, что ты живёшь в футляре
И пора на истину взглянуть,
Спрашивал: ты слышала, стреляли?
Пожимала плечиком: отнюдь.
И терпела, никогда не споря,
Я же неустанно упрекал,
На моё: взгляни же сколько горя!
Вновь смущалась: где же мой бокал…
Я хотел быть обществу полезным,
Ты хотела, чтобы ночь и Брамс.
Между нами пролегала бездна,
Вот она и разлучила нас.

Каждый по желанию обрящет,
Лез я на борьбу и на «рожон»,
И однажды светлым и горящим
Взглядом был, как пулею, сражён.
Женщина, придуманная будто
Мирозданьем чутким для меня,
Полная идей и жажды бунта,
С сердцем из мятежного огня.
К главной правде трудно пробиваться,
И моя соратница порой
Со своих нелёгких демонстраций
В полночь возвращается домой.
А потом ещё дебаты в чате…
И когда несу её в кровать,
В страсти что-то хочет прокричать мне,
Только слышу: о-о-о-опротестовать.

… И всё чаще в бликах спящих окон,
Тех, что от волнений далеки,
Видится мне твой небрежный локон,
Жест не знавшей митингов руки.
Как под звуки старого мотива
Прежней отрешённости полна,
Говоришь протяжно:
— Мне тоскливо…
Где ты был?
А ты принёс вина?