Так теряют надежду на правый суд,
на последнее слово и милость божью.
Я держу её бережно на весу,
мы идём по холодному бездорожью,
мы идём, и вокруг не видать ни зги,
а в разрывы кольчуги вползают тени.
У дороги проклятой любой изгиб
полон острым крошевом совпадений,
«совпадёшь, и всё, — говорят, — ты наш»
и целуют в сердце, и смотрят люто.
Придорожный ангел, последний страж,
где же черти носят тебя, ублюдок?
Ты хотя бы слёзы её утри,
если ткани мира не можешь штопать!
Это я — завсегдатай подобных тризн,
я, похоже, затем и родился, чтобы…
я несу её бережно. Острый край
безнадёжного взгляда мне режет горло.
Умирай при этом, не умирай,
а родишься снова с мечом и голый,
нарастишь кольчугу, поднимешь щит,
отогреешь пальцы во льду горячем,
и метель под руку толкнёт «ищи,
ткань трещит, слепец, выводи незрячих!»
Чертов ангел, где же ты там застрял?!
Ты же знаешь — оно караулит смелых,
у неверья — щупальца января…
Я твой раб, надежда, я пёс твой, вера,
я любви наёмник, слепой слуга,
умиравший здесь на последнем круге.
Глупый ангел, кто же тебе солгал,
что слабей крыла человечьи руки?
Так теряют надежду на правый суд,
забывают слово, хоронят павших…
Я держу её бережно на весу.
Мы друг друга держим. И нам не страшно.