Когда мне было двадцать пять, я встречалась с юношей, которому было двадцать два. Для него я была динозавром, живым свидетелем революции семнадцатого года, «женщиной из ЖЭКа», но тогда, в двадцать пять это было настолько нелепо, что мне казалось забавным.

Когда мне было двадцать семь, я ходила в любовницах одного взрослого дяденьки, было у меня такое хобби. /Daddy issues, говорили они, и были правы/. Сидели мы с ним как-то в парке у пруда, обсуждали нашу жизнь, и он спросил, будто бы шутя, сколько тебе лет уже? Двадцать семь? Не престижно, конечно, пацаны не поймут. Скажут, на двадцатилетнюю денег не хватает.

Это, конечно, всё была умная и тонкая ирония, и мы смеялись, потому что никаких пацанов вокруг не было, о наших отношениях никто ничего не знал, и денег у него ни на двадцатилетнюю меня, на двадцатисемилетнюю меня никогда не было.

Тем не менее, посреди ночи я проснулась от мысли: Я ВЫШЛА В ТИРАЖ.

Я подошла к зеркалу, начала растягивать кожу лица в разные стороны, поняла, что ладно, рано паниковать. Не вышла.

Через год мне исполнится тридцать, и я вижу, что сейчас происходит вокруг с моими ровесницами. Они начали колоться ботоксом. Они возбуждаются от всего с надписью anti-age. Они странно ведут себя, как будто жизнь начинает заканчиваться. Некоторые начали одеваться как «дамы» — зачем, за что?

А я по-прежнему возбуждаюсь от мужчин с чувством юмора, и верю, что с возрастом становлюсь все спокойнее и гармоничнее. Никогда и ни за что я бы не хотела вернуться в свои двадцать лет, чтобы вновь окунуться в хаос собственной головы, в неопределенность юности, которая пытается выжить под катком завышенных ожиданий. Нет уж. Лучше морщины.

Меня поражает, что мы начинаем в тридцать лет говорить о том, что надо стареть с достоинством. С достоинством или без него я начну стареть в шестьдесят лет, если не позже. Об этом смешно говорить, когда в европе, в америке (НА ЗАГНИВАЮЩЕМ ЗАПАДЕ), до тридцати — совершенно нормально учиться, определяться с тем, что тебе нравится, путешествовать и узнавать в мир. И только к тридцати становится некоторым подобием взрослого человека. У нас же, кажется, что если тебе тридцать, особенно, если ты женщина, и если ты не дай б-г ещё и не замужем, то всё, ты старуха — ложись в гроб да с музыкой. Такой невероятной силы восхитительный идиотизм.

Фу такими быть. Эйджизм — это дискриминация по возрасту, и это не круто.

Или, например, сестра этой же проблемы, лукизм — это когда классные только те, кто красивые. Недавно в фейсбуке видела, под постом о лекции проекта «Секспросвет», девица на голубом глазу пишет: «а что эта женщина на фотографии вообще может знать о сексе?». В её голове (и, что уж там, в головах очень многих) сексом занимаются только красивые и молодые люди. Так вот, как ни удивительно, но этот миф приходится развенчивать. Потому что даже, казалось бы, самые продвинутые и образованные (например, Ксения Собчак, которая писала о фильме Пола Верховена «Она» в том духе, что только извращенец может найти престарелую Изабель Юппер сексуальной) считают, что секс — это удел молодых и красивых.

Господи, ну что с вами происходит. Вы что настолько боитесь стареть и умирать? (ведь страх старости — это, в общем, и есть страх смерти). Конечно, тревожно представлять себе, что ты возьмешь и кончишься как личность, но вы лучше думайте о душе (например), или о том, что сексуальность — это прежде всего энергия. Вы ведь знаете так бывает — я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я всё гляжу, глаз не отвожу. Сексуальность — это то, как человек говорит, как смотрит прямо в сердце, как поправляет воротник, как в волнении закусывает губу. А не силикон в губах и в груди, не перефильтрованные фотографии в инстаграме. Это заводит тех, кто оставляет комментарии в стиле «я бы вдул», но серьезно, нельзя же на них ориентироваться.

Я не спорю, молодость — это сексуально, молодое здоровое тело чрезвычайно привлекательно, но не только в этом же дело, сексульаность юности — в невинности, в сочетании неискушенности и порока, незащищенности и страсти, в чем угодно, и продлить это искусственно невозможно, женщина (и мужчина) с натянутым на жопу лицом, выглядит смешно, нелепо и жалко, а никак не возбуждающе. И вообще отделять тело от личности — во-первых, глупо, во-вторых, ну просто обкрадывать самого себя.

Подумайте об этом, пожалуйста. Мы все умрем, но мы все можем жить долго, ярко и получая от жизни и от себя самих удовольствие. В любом возрасте. При любой внешности. И если живешь так, то не страшно ни стареть, ни умирать.