Директором завода тогда был Иван Петрович — человек с большой буквы, мужик жесткий и требовательный. Ненавидел лентяев и бездельников лютой ненавистью. Он их сначала перевоспитывать пытался, а не получалось — шугал и гнобил по-страшному, и боялись они его как огня на всем заводе.
Они даже своих ленивых детей им пугали, рассказывая про Петровича людоедские истории, а уж новых сотрудников пугать начальником сам бог велел.
Запуганная таким образом Ленка, только-только устроившаяся в наш отдел, совсем не удивилась, когда какой-то «шутник» заявил ей, что на заводе существует график, по которому все женщины коллектива ездят в подшефный колхоз доить коров, и что завтра ее очередь.

Мол, Петрович в хороших отношениях с председателем колхоза, а тот де, пользуясь хорошим отношением, барщину устроил. Ленка вообще-то девка боевая, себя в обиду не даст, но в деревне никогда не была и живых коров не видела. Но поверила окончательно после того, когда поговорила с женщинами, которые уже были в курсе этого розыгрыша. Сметчица Зойка посоветовала сходить к Степану (так звали кладовщика), получить портативный доильный аппарат, униформу, и завтра утром заводской автобус отвезет их в колхоз.
Возмущённая Ленка подошла ко мне и с волнением выдала, — что за безобразия творятся у нас на заводе, что это средневековье, — при этом грудь ее, колышась, чуть приподнималась, мешая мне сосредоточиться и понять смысл сложившейся ситуации. Да, какие груди бог ей дал, мне б такую, — пришли на ум строчки из известной песни. Я ответил, что не в курсе, но если есть график, то его надо выполнять. Ленке ничего не оставалось делать, и она отправилась на склад. Степка — парень не промах, еще тот ловелас, тоже был в курсе прикола, — доильным аппаратом у нас называли медицинский электроотсос. Он поставил на стол аппарат, потом достал резиновые сапоги и перчатки для электриков, рентгеновский фартук, подумав, добавил респиратор и медицинский чепчик,
— А это зачем? — удивилась Ленка.
— Не на французскую фабрику косметики едешь, а на колхозную ферму — там навозная жижа кругом, а для экологической дойки коров принята такая форма.
Ну ладно, давай примерять и напялил на Ленку рентгеновский фартук.

У Ленки подкосились ноги.
— Ничего, ничего, — поддержал ее Степа, — зато, когда корова лягнет, совсем не больно будет.
Ленке совсем поплохело. Когда с примеркой было покончено:
— Ну теперь с доильным аппаратом разберемся, покажу как молоко отсасывать — продолжал Степа, и вожделенно смотря на ее груди, предложил ей оголиться, и для начала обработать соски, чтобы на практике показать, как работает доильный аппарат.
Ленка стала заливаться краской, — такого поворота и такой наглости она не ожидала. К ней вернулась ее боевитость,
— А ты на себе покажи, — съязвила Ленка, бросив взгляд немного выше колен Степки, и сняв с головы чепчик, бросила его на стол. — Да, — уходя, обернулась Ленка, — и не забудь обработать перед дойкой и чепчик надеть.
Собрав все остатки мужества, Ленка отправилась к директору завода, если не протестовать, то хотя бы сказать, что коров она доить не умеет.
— Иван Петрович! — начала Ленка с порога кабинета, но фразу не закончила и неожиданно для себя заплакала.
Петрович, который если что не любит больше лентяев, так это женских слез, встал из-за своего начальственного стола, Ленку от двери отвел, усадил, всучил свой белый накрахмаленный платок, водички в стакан налил. Самому любопытно, конечно, чего это новая сотрудница к нему поплакаться пришла, но видит, что толку не будет, пока не успокоится.
— Иван Пииитровииич! — говорит, Ленка сквозь слезы и всхлипывания, — Я не умею доить коров.
Петрович давно начальником. К нему люди со всякими проблемами приходили. Он даже и не удивился совсем, зная, что мы постоянно оказываем помощь подшефному колхозу.

— Ничего, — говорит он успокаивающе ласково, — дело несложное, научишься. Не стоит так переживать-то.
— Иван Пииитрович! — продолжает плакать Ленка, понимая, что ей не отвертеться от дойки и от этого расстраиваясь, — я никогда не научусь доить коров.
Петрович по селектору вызвал меня и посоветовал, — раз в колхозе такая критическая ситуация с доярками, то для начало нужно бы отправить Ленку на три дня постажироваться.
Ленка, которой совсем не улыбалась «доярочная» работа по совместительству, постепенно успокаивалась, вытирала слезы, но начинала злиться.
— Иван Петрович! — заявила она неожиданно твердым голосом, — я не умею обрабатывать соски и отсасывать, и не буду этого делать.
— Что, что делаттть…, — заикаясь, произнес Петрович.
— Да, да. Да еще в бронежилете и в дурацком чепчике, — ответила Ленка.
В это время зазвонил телефон: «Легок на помине, — произнес Петрович в трубку, что у тебя там за бардак с доярками, не злоупотребляешь ли ты нашими добрыми отношениями», — выяснив, что такой просьбы не было, Петрович усмехнулся.
— Теперь понятно, — фыркнул Петрович, — просьбы нет. Графика тоже нет. Шутники есть. Кто, говоришь, тебе про график сказал? Хотя, неважно. Делаем так. — Петрович отошел от Ленки и уселся в свое кресло, — завтра нужно отправить людей помочь очистить ферму от навоза, вот в первую очередь и отправь шутников, а тебя я лишу квартальной премии за то, что не знаешь, что творится в отделе. Можете идти.
Через два месяца Петрович поинтересовался как там молодая доярка:
— Да все нормально через месяц у нас свадьба, — Петрович удивленно поднял глаза, — даже так, тогда зайди в бухгалтерию получи квартальную премию, да, и не забудь на свадьбу пригласить.

Свадьба была в самом разгаре и проходила на природе в подшефном колхозе. С поздравительным словом выступал председатель колхоза, и когда речь зашла о подарке, к взору молодожёнов и гостей под звуки духового оркестра вывели буренку с бантом.

Щечки Ленки стали розоветь, ее рука сжала мою, я уже и сам не понимал — это розыгрыш или правда.
— Корову можно держать в колхозе, — продолжал председатель, — надо только приезжать доить, — свадьба долго ржала и хлопала, у Ленки от смеха поплыла тушь на ресницах. Когда все успокоились, Петрович тоже напутствовал нас и вручил ключи от новой квартиры.