…О детстве самого писателя. нам кое-что известно. Например, то, что родителями Тургенева были богатые Мценского уезда Орловской губернии, убежденные и крутые на расправу крепостники. Но задавались ли мы когда-нибудь вопросом: отчего же у таких родителей сын вырастает убежденным антикрепостником, человеком по натуре добрым, мягкосердечным? (Был даже случай, когда юный Тургенев взялся за ружье, чтобы не дать в обиду крестьянку-рукодельницу из своего села.*) Ответ как будто сам напрашивается: нагляделся на ужасы и мерзости крепостного владения душами — вот и возненавидел. Да, это ответ, но уж больно простой. Ведь в то же самое время в соседних поместьях Мценского уезда помещичьи сынки с младых ногтей пинали и мордовали прислугу, а заступив во владение поместьем, разнуздывали себя почище своих родителей, творя с людьми то, что сейчас называют беспределом. Что же, они и Иван Тургенев были не из одного теста? Другим воздухом дышали, не по одним учебникам учились?..
Чтобы понять, что сделало Тургенева в духовном отношении прямой противоположностью своих родителей, надо бы поближе с ними познакомиться. Во-первых, с матушкой, Варварой Петровной. Колоритная фигура! С одной стороны, свободно говорит и пишет по-французски, читает Вольтера и Руссо, дружит с великим поэтом В. Жуковским, любит театр, обожает разводить цветы…
С другой — за исчезновение лишь одного тюльпана из сада отдает приказ перепороть всех садовников поголовно… Надышаться не может на своих сыновей, в особенности на среднего, Ивана (уж не зная, как и выразить свою нежность к нему, иногда называет его… «моя любимая Ванечка»!), не жалеет ни сил, ни средств, чтобы дать им хорошее образование. В то же время в доме Тургеневых детей частенько секут! «Редкий день проходил без розог, — вспоминал Иван Сергеевич, — когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявляла: «Тебе об этом лучше знать, догадайся».
Когда сын, учась в Москве или за границей, долго не пишет домой писем, мать грозит ему за это… выпороть кого-нибудь из прислуги. И вот уж с ней-то, прислугой, она не церемонится. Свободолюбивые Вольтер и Руссо ничуть не мешают ей сослать неугодившую горничную в глухую дальнюю деревню, заставлять крепостного художника тысячу раз рисовать одно и то же, наводить ужас на старост и крестьян во время поездок по своим владениям…
«Мне нечем помянуть своего детства, — с грустью признается Иван Сергеевич. — Ни одного светлого воспоминания. Матери я боялся как огня…»
Не оставим без внимания и отца писателя — Сергея Николаевича. Он ведет себя более уравновешенно, менее жестоко и привередливо, чем Варвара Петровна. Но рука у него тоже тяжелая. Может, к примеру, чем-то не понравившегося ему домашнего учителя сбросить прямо в лестничный пролет. И к детям он относится без излишних сантиментов, не принимает почти никакого участия в их воспитании. Но, как известно, «отсутствие воспитания — тоже воспитание».
«Странное влияние имел на меня отец… — пишет Тургенев в одной из своих повестей, в которую вложил много личного. — Он… никогда не оскорблял меня, он уважал мою свободу — он даже был, если так можно выразиться, вежлив со мною… только он не допускал меня к себе. Я любил его, я любовался им, он казался мне образцом мужчины, и, Боже мой, как бы я страстно к нему привязался, если бы я постоянно не чувствовал его отклоняющие руки!..» От себя добавим: Сергей Николаевич далек от детей еще и потому, что редко их видит.
В доме всем балом правит Варвара Петровна. Она-то и занимается воспитанием своих чад, она-то и преподает «любимой Ванечке» наглядные уроки своеволия…
Да, но как тогда быть с тем, что «ребенок учится тому, что видит он в своем дому» и что «родители пример ему»? По всем правилам генетики и семейной педагогики у отца — холодного эгоиста и матери с деспотическим характером должно было вырасти нравственное чудовище. Но мы-то знаем: вырос большой писатель, человек большой души… Нет, что ни говори, а родители Тургеневы — пример своему сыну, впечатляющий пример того, как не надо обращаться с людьми. Ведь ребенок учится и тому, что ненавидит «в своем дому»!
Слава Богу, предусмотрен и такой вариант преемственности поколений: дети растут, что называется, в прямо противоположном направлении от своих отцов… В чем юному Тургеневу больше, чем его однолеткам из помещичьих семей, повезло, так это в том, что его родители, при всем своем эгоизме и жестокости, оба люди умные, хорошо образованные. И, что немаловажно, по-своему интересные, неординарные, как бы сотканные из вопиющих противоречий. Одна Варвара Петровна чего стоит! Писателю же (а им Иван Сергеевич, несомненно, родился) обязательно нужно что-то сверх нормы, что-то из ряда вон выходящее. В этом смысле родители Тургенева своей колоритностью сослужат для талантливого сына хорошую службу: вдохновят его на создание незабываемо правдоподобных типов того времени…
Конечно, ребенок «в своем дому» видит не только плохое. Он учится (и гораздо охотнее!) на хороших примерах. Любил ли Иван Тургенев своих родителей? Замирая от робости и страха — да, любил. И, наверное, за что-то обоих жалел. Ведь если хорошенько вникнуть в жизнь каждого из них — не позавидуешь… У Вареньки Лутовиновой (ее девичья фамилия) рано умирает отец, а отчим достается такой грубый и своевольный (чуете?), что она, не снеся издевательств над собой, убегает из дома. Под защиту и опеку ее берет родной дядя. Но он тоже человек с фокусами: держит племянницу почти завсегда взаперти. Возможно, боится, как бы она до замужества не лишилась невинности. Но, думается, его опасения напрасны: Варенька, выражаясь деликатно, не блещет красотой… Однако, когда дядя умрет, она, его наследница, в один день станет богатейшей помещицей Орловской губернии…
Пробил ее час! Варвара Петровна теперь берет от жизни все — и даже больше. На ее глаза попадается сын помещика-соседа, поручик кавалергард Сергей Николаевич Тургенев. Всем хорош мужчина: красив, статен, неглуп, моложе ее на шесть лет. Но — беден. Однако для богачки Лутовиновой последнее не имеет никакого значения. И когда поручик делает ей предложение, она, вне себя от счастья, принимает его…
Не впервые заключается союз богатства с красотой и молодостью. Не впервые он становится непрочным. Махнув рукой на военную карьеру, Сергей Николаевич предается охоте, кутежам (как правило, на стороне), карточной игре, заводит один роман за другим. Варвара Петровна обо всем знает (услужливых по этой части людей всегда больше, чем нужно), но она терпит: до такой степени дорожит и любит своего мужа-красавца.
. И свою, как говорят в этих случаях, нерастраченную нежность обращает в изощренные издевательства над людьми…
Обо всем, что мать пережила и перечувствовала за свою жизнь, Иван Сергеевич узнает лишь после ее смерти. Прочитав дневники Варвары Петровны, он воскликнет: «Какая женщина!.. Да простит ей Бог все… Но какая жизнь!» Он уже и в детстве, наблюдая за поведением родителей, многое видит и о многом догадывается. Так устроен любой и, в особенности одаренный ребенок: еще не имея больших знаний и прочного жизненного опыта, он пользуется тем, чем заботливая и мудрая природа наделяет его щедро, пожалуй, даже щедрее, чем взрослого человека, — интуицией. Это она помогает «неразумным» детям делать правильные, порой поразительно правильные умозаключения. Это благодаря ей ребенок видит «в своем дому» лучше всего как раз то, что взрослые от него тщательно скрывают. Вот почему можно сказать: не где-нибудь, а именно в своем доме, сколь богатом, столь же несчастливом, будущий писатель Иван Тургенев поймет, как непостижимо сложна жизнь и какую пропасть тайн хранит в себе любая человеческая душа…
Когда ребенок матери боится «как огня», когда он постоянно натыкается на «отклоняющие руки» отца, где ему искать любви и понимания, без которых жизнь не жизнь? Он идет туда, куда шли всегда и идут сегодня дети, не получившие душевного тепла дома, — «на улицу». В русских поместьях «улицей» является двор, а его обитатели называются дворовыми. Это — няньки, гувернеры, буфетчики, мальчики на посылках (была и такая должность), конюхи, лесники и т. д. Они, может, и не говорят по-французски, не читали Вольтера и Руссо. Но у них столько природного ума, чтобы понять: у барчука Ивана жизнь, как и у них, не сахар. И им хватает доброты, чтобы хоть как-то приласкать его. Один из них, рискуя быть выпоротым, помогает барчуку вскрыть шкаф со старинными книгами, другой берет его с собой на охоту, третий уводит в глубь знаменитого спасско-лутовиновского парка и вместе с ним вдохновенно читает стихи, рассказы…
Вот с какой любовью и трепетом Иван Сергеевич, сам говоривший, что его биография — в его произведениях, описывает в одной из своих повестей дорогие его сердцу эпизоды детства: «…И вот удалось нам уйти незамеченными, вот мы сидим уже рядком, вот уже и книга раскрывается, издавая резкий, для меня тогда неизъяснимо приятный запах плесени и старья!.. Раздаются… первые звуки чтения! Все вокруг исчезает… нет, не исчезает, а становится далеким, заволакивается дымкой, оставляя за собой одно лишь впечатление чего-то дружелюбного и покровительственного! Эти деревья, эти зеленые листья, эти высокие травы заслоняют, укрывают нас от всего остального мира, никто не знает, где мы, что мы — а с нами поэзия, мы проникаемся, мы упиваемся ею, у нас происходит важное, великое, тайное дело…»
Тесное общение с людьми низшего, как тогда говорили, класса во многом предопределит Тургенева как писателя. Это ведь он приведет в отечественную литературу мужика из русской глубинки — хозяйственного, мастеровитого, с известной долей хитрецы и плутовства. Народность его произведений нет нужды доказывать: в них действует, говорит, страдает многоликий русский народ. Многих писателей признают лишь после их смерти. Тургеневым зачитывались еще при его жизни, и в числе других зачитывался простой люд — тот самый, перед которым он преклонялся всю жизнь…
От других выдающихся писателей России Тургенев кроме прочего отличается тем, что у него описания природы занимают много-много страниц. Современному читателю, приученному к прозе с динамичным (порой чересчур) повествованием, иногда становится невтерпеж. Но если вчитаться — это чудесные и неповторимые, как сама русская природа, описания! Такое ощущение, что Тургенев, когда писал, видел прямо перед собой таинственную глубь русского леса, щурился от серебряного света осеннего солнца, слышал утренний переклик сладкоголосых птиц. А он и в самом деле все это видел и слышал, даже когда жил вдали от Спасского — в Москве, Риме, Лондоне, Париже… Русская природа — его второй дом, его вторая мать, она тоже — его биография. Много ее в произведениях Тургенева потому, что тогда ее вообще было много, и много в его жизни, в частности.
Благодаря родителям Иван Сергеевич еще малышом повидал свет (семья много месяцев путешествовала по странам Европы), получил блестящее образование в России и за рубежом (среди его домашних учителей — известные московские педагоги, затем — частные пансионы, позже -Московский, Петербургский (словесность) и Берлинский (история, философия) университеты), долгое время, пока искал свое призвание, жил на деньги, высылаемые матерью. (Отец Тургенева довольно рано умер.) Познакомившись с Тургеневым, Достоевский написал о нем: «Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, 25 лет. Я не знаю, в чем природа отказала ему». Словом, трудное детство, деспотические порядки в доме, судя по всему, внешне на нем не отразились. Что касается его характера, душевной гармонии… Скорее всего, сильная, властная натура матери была одной из причин того, что при всей своей красоте и талантливости Иван Сергеевич был часто робок и нерешителен, особенно в отношениях с женщинами. Личная жизнь у него вышла какой-то нескладной: после нескольких более или менее серьезных увлечений он отдал свое сердце певице Виардо, а так как она была замужней женщиной, то он пошел на странное сосуществование с этой семьей, живя с ней под одной крышей долгие годы. Словно неся в себе ослабленные бациллы материнской гордыни и нетерпимости, Иван Сергеевич легко раним, обидчив, часто ссорится с друзьями (Некрасовым, Гончаровым, Герценом, Достоевским, Толстым-причем со Лбвом Николаевичем чуть ли не до дуэли**), но, верно, часто первым же протягивает руку примирения. Словно в упрек равнодушию покойного отца, он, как только может, заботится о своей внебрачной дочери Полине (ее матери он выплачивает пожизненную пенсию), но девочка с малых лет не может вспомнить, что по-русски означает слово «хлеб», и ни в чем не оправдывает, как Тургенев ни старается, чаяний своего отца…
От других выдающихся русских писателей Тургенев кроме прочего отличается еще и своим ростом. Он был таким высоким, что где бы он ни появлялся, виден был, точно колокольня, отовсюду. Великан и бородач, с мягким, почти детским голосом, дружелюбный по характеру, хлебосол, он, подолгу живя за границей, будучи и там очень известным человеком, в немалой степени способствовал распространению на Западе легенды о «русском медведе». Но уж очень это был необычный «медведь»: писал блистательную прозу и благоуханные белые стихи, прекрасно знал философию, филологию, в Германии говорил по-немецки, в Италии — по-итальянски, по-французски — во Франции, по-испански с любимой женщиной, испанкой Виардо…
Так кому же Россия и мир обязаны этому чуду физического и интеллектуального совершенства, многосторонней талантливости и душевного богатства? Неужто выведем за скобки его матушку Варвару Петровну и батюшку Сергея Николаевича? Сделаем вид, что не им, а кому-то другому он обязан своей красотой и выдающимся ростом, великим трудолюбием и аристократически тонкой культурой?..
Варвара Петровна неспроста числила сына Ивана в любимчиках — ей не откажешь в проницательности. «Я вас обоих люблю страстно, но — различно, — пишет она «любимой Ванечке», слегка противопоставляя его Николаю, своему старшему сыну. — Ты мне особенно болен… (Как великолепно выражались в старину!). Ежели я могу объяснить примером. Ежели бы мне сжали руку — больно, а ежели бы мне наступили на мозоль — нестерпимо». Она раньше многих литературных критиков поняла, что ее сын отмечен высоким даром писательства. (Проявляя тонкий литературный вкус, она пишет сыну, что его первая напечатанная поэма «пахнет земляникой».) К концу жизни Варвара Петровна сильно меняется, становится более терпимой, в присутствии сына Ивана старается сделать что-то доброе, милосердное. Что ж, по этому поводу можно сказать, что преемственность поколений — это дорога с двусторонним движением: приходит время, когда родители чему-то учатся у своих детей…

*)-в свое время получило широкую огласку так называемое «Дело о буйстве И.С. Тургенева», которое хранилось в архиве орловского губернатора. Шестнадцатилетний Тургенев, вступаясь за крепостную девушку Лушку, которую хотели продать, встретил исправника и понятых с ружьем в руках, не в шутку пригрозив: «Стрелять буду!» Те вынуждены были отступить. Так возникло «дело о буйстве», затянувшееся на годы. Бумаги «о розыске» Тургенева, часто уезжавшего из России, пересылались с места на место — вплоть до манифеста 1861 года об освобождении крестьян. В «Тургеневском сборнике» 11 за 1966 год А. П. Шнейдер рассказывает о другом случае, когда Тургенев тайно от матери выкупил одного крепостного и отправил за границу.
**)-Тургеневу везло в жизни на дружбу: Гончаров, Грановский, Белинский, Герцен, Лев Толстой, Сергей Аксаков, Боткин, Анненков, Фет — прямо созвездие друзей. Однако в дружеских отношениях Иван Сергеевич был не сахар — ранимый, субъективный, максималистичный. Когда-то он ввел в круг петербургских литераторов артиллерийского офицера Толстого, уверяя всех, что в ближайшее время тот займет по праву первое место в русской литературе. Они были увлечены друг другом, очень много времени проводили вместе. А потом — ссора, едва ли не дуэль и разрыв на долгие годы. Гостя вместе с Толстым в поместье у Фета, Тургенев восхищался тем, как английская гувернантка его дочери требовала, чтобы та брала прохудившуюся одежду у бедняков и собственноручно ее чинила. «Я считаю, что разряженная девушка, держащая на коленях грязные и зловонные лохмотья, играет неискреннюю театральную сцену», — возразил Толстой. «Я вас прошу этого не говорить!» — воскликнул Тургенев. «Отчего же мне не говорить того, в чем я убежден», — отвечал Толстой. Первым шаг к примирению сделает 17 (!) лет спустя Лев Толстой, который напишет Тургеневу: «Я помню, что Вам я обязан своей литературной известностью, и помню, как Вы любили и мое писанье, и меня». Ответив: «С величайшей охотой готов возобновить прежнюю дружбу!», Тургенев поехал в Ясную Поляну…
Не обошлось без доброй ссоры у Ивана Сергеевича и с Герценом. Наверху прознали, что Тургенев является организатором фонда денежной помощи Бакунину, а также доверенным лицом Герцена и Огарева в России. Последовал вызов для дачи показаний в Сенате. По совету русского посланника в Париже, где тогда жил Тургенев, он обратился с письмом к Александру II, заверяя его в умеренности своих убеждений. После чего Герцен в своем «Колоколе» написал ядовитую заметку о раскаянии седовласой Магдалины мужеского рода. Последовал разрыв отношений… Через три года Иван Сергеевич, как ни в чем не бывало, пошлет Герцену свой новый роман «Дым», который ругали все кому не лень, включая друзей — Тютчева, Гончарова и Достоевского. С последним, кстати, именно из-за «Дыма» они рассорились аж на десять лет — во время спора о темах и фигурах, выведенных в романе, Достоевский схватил экземпляр «Дыма» и, потрясая им, воскликнул: «Эту книгу надо сжечь рукою палача!» Выдержав десятилетнюю паузу, первым написал Достоевскому Тургенев. Несмотря на то что к тому времени Федор Михайлович вывел его в «Бесах» в шаржированном образе Кармазинова…
Насколько имущ Тургенев был в дружбе, настолько неимущ в любви.
Поворотным в его жизни стал 1843 год, когда он познакомился с певицей Полиной Виардо. В Петербург приехала итальянская опера, давали «Севильского цирюльника». Иван Сергеевич увидел Виардо в роли Розины — и пропал навсегда. Последующие сорок лет, до самой смерти, Тургенев был связан с «проклятой цыганкой», как называла Виардо его мать. Он, как говорят англичане, «упал в любовь» к замужней и счастливой в браке иностранке, не очень-то и красивой.
Кем он был при ее семье — другом дома? преданным обожателем? Он ездил вслед за Виардо по Европе — по городам, в которых она гастролировала, жил в их с мужем домах и поместьях… Когда Виардо ушла со сцены и решила открыть школу пения в Баден-Бадене, переехал туда на жительство. Когда матери не стало (в последние годы она из-за привязанности сына к Виардо не давала ему ни гроша, и Иван Сергеевич нуждался иногда едва ли не в куске хлеба) — принялся тратить на семью Виардо свои деньги, не требуя ничего взамен. Однажды случилась правоохранительно-романтическая история. После напечатания обходными путями статьи-некролога на смерть Гоголя, запрещенной цензурой, последовал приказ царя: «За явное ослушание посадить Тургенева на месяц под арест и выслать на родину под присмотр». Писатель был взят под стражу, отсидел положенный месяц и уже жил в Спасском под надзором полиции без права въезда в столицу, когда в Москву на гастроли заявилась Виардо. И Тургенев, раздобыв фальшивый паспорт и переодевшись мещанином, помчался к ней…
Под конец жизни он напишет: «Ты сорвала все мои цветы, и ты не придешь на мою могилу…» На его могилу в Петербурге она точно не пришла, но когда он умирал от рака в Буживале — записывала под диктовку его последние рассказы. Надо полагать, он был счастлив и этой малостью…