История первая. Туркестанская
«В Кашгаре и вообще в шести городах существует обычай, по которому все иностранцы на время пребывания в них вступают в брак», — сообщил Генштабу Чокан Валиханов после путешествия в Восточный Туркестан, в закрытую и опасную страну Джунгарию.
«Кебинный брак — это временный брак для удовольствия, или брак за деньги, бытует у мусульман, но только у шиитов. У суннитов он запрещен», — выдает Гугл. И множество ссылок на Коран и труды его толкователей, одна — на труды нашего, энциклопедически образованного учёного, путешественника и военного. Именно в «Очерках Джунгарии» наш блистательный ученый Чокан Валиханов подробно рассказал об этих необычных даже для Центральной Азии браках.
В ушедшем году отмечались сразу три знаменательные даты, связанные с его биографией: в 1835 году Чокан родился в ауле близ крепости Кушмурун, в 1865 г. умер в далеком от его родины местечке близ тогдашней китайской границы. И еще одна: накануне нового 2016 года широко отмечалось 180-летие Российского географического общество (РГО). Чокан Валиханов был первым, а в 19 веке и единственным, казахом, членом этого научного общества, кстати, основанного исследователем наших краев Лёвшиным. Доклад о путешествии в таинственный Кашгар на заседании Императорского РГО поставил молодого поручика русской армии в один ряд с выдающимися географами мира. Не зря же этот труд сразу был переиздан в Англии, тогдашнем сопернике России в борьбе за Центральную Азию, и использовался ею как инструкция для разведчиков. «Очерки Джунгарии» Чокана Валиханова читаются и ныне как увлекательнейший приключенческий роман.
До Чокана в Европе мало знали об этой закрытой стране, где до него побывали только четыре путешественника. Последний, немецкий исследователь, ученик Гумбольдта, Адольф Шлагинтвейт, исчез бесследно во время своей первой и последней дерзкой экспедиции в Центральную Азию. Чокан Валиханов выяснил, что отважному Шлагинтвейту крупно не повезло — его схватили как шпиона и отрубили голову у городской стены. Немца явно выдала его европейская внешность. Поэтому 28 июня 1858 года молодой казах (Чокану было всего 22 года) отправился в опасное странствие тайно, под видом татарского купца — обритый наголо и закутанный в белый балахон.
Там за 11 месяцев эрудированный офицер российской армии собрал удивительный по полноте и глубине материал об экономике, политической жизни, истории, географии, этнографии Кашгара. Он составил цельную картину жизни закрытой страны по кусочкам: по обрывкам бесед с родственниками и знакомыми, с торговцами на кашгарских базарах.
Но сейчас речь пойдет о необычной женитьбе Чокана Валиханова. Сам он в «Отчете» скупо рассказывает: «В Кашгаре…, чтобы не выходить из общего порядка и по настоянию наших знакомых, мы должны были так же подчиниться этому обычаю». То есть вступить во временный — кебинный — брак.
В «Очерках о Джунгарии» Чокан не очень скромничает. Оказывается, он еще на родине слышал, что Кашгар славится на Востоке «серцепохитительницами» — своими «чаукенами», т. е. незамужними молодыми женщинами или вдовами, ведущими свободный образ жизни. Именно на одной из них каждый приезжий может жениться, нисколько не стесняясь, на договорной срок или на время своего пребывания. Забавное совпадение: на одном из местных говоров эти «невесты» назывались «чокан».
Не станем переводить блестящие тексты Чокана на «язык родных осин». Почитаем отрывки из них в таком виде, в каком они были написаны автором. «Кашгар славится… своими музыкантами, танцовщиками и лучшим в мире янысарским хашишом. Благодаря этой славе Кашгар служит местом, куда стекаются азиатские купцы со всех концов своего материка. Здесь можно видеть тибетца с персиянином, индуса с волжским татарином, афганов, армян, жидов, цыган (мультани и лулу) и одного нашего соотечественника, беглого сибирского казака».
Понятно, что весь этот торговый интернационал был мужского пола (трудно представить себе женщину — купца, по-нынешнему, бизнес-вумен). Неясно, кто придумал «брак для удовлетворения естественных потребностей» таких шастающихся по всему свету торговцев. Богословы ссылаются на Коран, который каждый из них толкует по-своему. Известно, этот вид брака запрещен у суннитов, но и у шиитов его то разрешали, то запрещали. Но купцы — народ такой: что им выгодно, то купят и продадут.
Чокан Валиханов объясняет этот странный обычай не только особой прелестью «чаукенов», но и … качеством кашгарской воды. «По уверению азиатцев, полные луны, газели, кипарисы, розы и другие восточные эпитеты для красавиц появились в Кашгаре. Они убеждены, что вода кашгарская имеет чудесное свойство возбуждать любовь… Вы едва приезжаете в Кашгар, как уже начинаете чувствовать удивительное настроение к любви (что происходит от чудесного действия воды). Грешные мысли овладевают вами так сильно, что вы начинаете безотносительно заговаривать историю о любви мотылька к свечке и Меджнуна к Лейле. Страсть ваша еще более усугубляется различными сладострастными сценами, которых вы поневоле делаетесь зрителями. Куда вы ни приехали, не может быть угощения без танцовщиц, которые удивительно нежно поют любимую в Кашгаре поэму о Лейле и Меджнуне. В конце концов, если бы у вас сердце было каменное, и тогда, не устояв против такого соблазнительного пения, обратится в кабаб — жаркое. Вам остается одно — жениться, на основании мутие, иначе вы не сможете удовлетворить страсти, вас сжигающей. Вы говорите о своем желании кому-нибудь из знакомых туземцев, которые от большого навыка удивительно сметливы на подобные сговоры. Он (фактор, сопровождающий. — А.К.), как водится, кладет руку на сердце и живо восклицает:
— Баш устуна! На мою голову! — говорит вам, что он покажет вам такую красавицу, что сама Фатима, дочь пророка, известная сердцепохитительница, в сравнении с нею будет ничто. Конечно, вы спешите за ним, чтобы увидеть Фатиму».
На этом цветистая восточная лирика кончается. Далее Чокан по-деловому рассказывает, как его героя водили из дома в дом, чтобы он мог выбрать себе самую лучшую чуакен. Таких, оказывается, в Кашгаре бездна. Знаком качества их служат … шапки, которые красавица сшила для предыдущих мужей. Чем больше шапок выставлено на богато убранных вышитыми одеялами кроватях, тем привлекательнее будущая кебинная жена. И дороже. Герою «Очерков о Джунгарии» сначала показывают совсем дешевых «сердцепохитительниц» — всего три шапки! Там сопровождающий «жениха» фактор делает кислую гримасу и, сказав «керек йок» (надобности нет), влечет клиента дальше и, наконец, приводит его в дом, где на кровати «торчит целый полк шапок». Сосчитав их, фактор радостно восклицает: «Машаллах! Звезда ваша в полном восхождении, я нашел для вас более, нежели гурию! 20 шапок! Это удивительная редкость! Душа! Сотворите намаз — вы счастливее самого Сулеймана. Вот он — вернейший признак красоты: она была 20 раз выбрана в мутие и каждому мужу, согласно местным обыкновениям, сшила по шапке».
«Жених» сначала сомневается: 20 мужей, какая может остаться красота?! Но его убеждают, что 20 шапок дороже сокровищ китайского императора, и удваивают цену. «Можете посмотреть, а не нравится — возьмете другую». «А что же будет с моими деньгами?» — «Машаллах! Вы не осёл: деньги заплачены и, следовательно, они уже не ваши».
И опять лирика! Какие могут быть колебания, если «из полуоткрытой двери слышится бренчание металлических привесок и шёпот. Вы видите несколько черных, жгучих и пронзящих глаз, язык ваш отнимается, и в сердце вы чувствуете огонь в тысяча один раз сильнее огня джаганнамского, в котором собирается нас сжечь благословенный пророк Мухаммед Избранный!»
Начинается торг за «невесту» и за калым. Позже мы узнаем, что калым в те времена — это не плата за невесту, а своеобразная страховка на случай развода или гибели мужа — это личное имущество «невесты». А пока происходит то, что сейчас называют кастингом. «Входит к вам целая толпа девиц; одна же из них более полная, следовательно, более красивая, с удивительным достоинством и самоуверенностью выступает вперед. Остальные девицы окружают вас со всех сторон. Вы ничего не видите, кроме их белых покрывал и роскошных форм своей суженой. Красавица берет яблоко, обломив его пополам, глотает одну половину сама, другую тыкает к вам в рот… Все другие чаукены, кроме вашей невесты, снимают покрывала: сердце ваше опрокидывается вверх дном, и чрево обращается в воду. Вы видите бархатистые и большие глаза газели одной, роскошные мягкие формы и раскинутые бедра — другой, кипарисный стан — третьей; словом, Аллах весть, чего тут не увидите. Промучив вас порядком, девицы требуют пешкеш за открытие лица вашей собеседницы и по получении его при песнях и плясках торжественно и тихо начинают поднимать покрывало, как занавес в театрах. Вдруг: О Аллах! О Магомед! — перед вами является настоящая любовница веков и столетий, насурмленная, нарумяненная до красноты и набеленная до белизны, черт знает какой! Если вы любитель восточной неги и кейфа, то „машаллах!“. Вам не нужно подушек, вы можете роскошно утопать в мягких объятиях. Да, в самом деле, какой истинный азиатец… может смотреть без восторга на мягкие лядви и, как говорится здесь, на сальную (т. е. жирную) округленность околобедренных частей. Если же вы не успели возвыситься до такового высокого понятия о красоте и предпочитаете костлявые субъекты, то остается вам одно: положить упование на Аллаха и бежать, непременно бежать и не увлекаться числом шапок». Но… деньги уплачены, платок поднят. Занавес опущен.
Чокан в «Очерках Джунгарии» так ярко описывает выбор временной жены, что становится ясно: испытано на себе! Конечно, отчет Генштабу поручик Ч. Валиханов пишет иным стилем: «Временные браки господствуют в области Шести городов, которые посещаются иностранцами, а на востоке от Кучи обычай этот вывелся, потому что они не посещаются иностранными караванами. Условие этих браков немногосложно: от мужа требуется одевать и кормить свою жену. В Хотане для того, чтобы приобрести жену, нужно сделать расходы на 1 руб. 50 коп. серебром на наши деньги…». Едва ли Чокан искренне считал, как написал, что это и есть «полная свобода выбора и чувств». «В Бухаре и Коканде… женщины заперты в гаремах, а за прелюбодеяние избивают камнями. Здесь, в Малой Бухарии, женщины, как мы сказали выше, свободны в своих поступках, оттого и число распутных женщин, известных полиции, в Шести городах развито до таких цифр, что устрашают не только среднеазиатских мусульман, но даже китайцев. Все китайцы имеют содержанок туземного происхождения, приживают детей, которые считаются туземцами. В предместьях городов существует много публичных домов, в которых женщины предаются грязному распутству. Причины значительной цифры павших нравственно женщин в Кашгаре происходят всего более от бедности и нужды. Просто сами женщины в Восточном Туркестане не отличаются особенною чистотою нравственности».
Машаллах, как говорил Чокану его фактор — сутенер. Как видим, и тогда в безнравственности были бабы виноваты, словно не «благородные» мужчины торговали ими, как овцами.

История вторая. Кавказская
Заблуждение, что в европейской части России до путешествия Ч. Валиханова в Российской империи ничего не знали о кебинных браках. Тогда же, когда 22-летний поручик Валиханов с опасностью для жизни изучал быт и нравы народов Джунгарии, в другой горячей точке, на Кавказе, уже служили трое «кебинных сыновей» знаменитого боевого генерала, наместника Кавказа Алексея Петровича Ермолова (1772−1861).

«С саблей и в плаще Алексей Петрович прошел все войны своего времен, не пропустил ни одного крупного сражения в войне 1812 года. Александр Первый отправил Ермолова на Кавказ не только потому, что он владел многими языками горцев, хорошо знал их обычаи, за что его считали татарином и даже мусульманином. В свое время был очень знаменит. И вовсе не кебинными женами и детьми.
На Кавказе Ермолов заложил крепости и станицы, со временем превратившиеся в цветущие города, преобразовал Тифлис в современный ему европейский город. Но нельзя сказать, что на Кавказе все любили генерала. За набеги на российские селения привыкших жить грабежами горцев он жестоко наказывал: сжигал аулы и посевы и велел вырубать сады. Ермолов презирал тех из «детей свободы», кто прятался за спины женщин, оставляя их аулах на время сражений.

Первое лицо царской администрации на Кавказе и его гроза, Ермолов считался завидным женихом. «Старый солдат, он не знал слов любви». Войны да походы не оставляли времени для нежностей. А для знатных кавказских фамилий холостой главнокомандующий — это такой соблазн! Какие выгоды можно извлечь из такого родства! Ханы и шамхалы не раз заводили разговор с генералом о женитьбе, и, наконец, старый холостяк (почти 50 лет!) решился вступить в кебинный брак.
Большинство авторов, особенно дамы, ищут в таких продажах и покупках женщин романтику: увидел, мол, генерал на каком-то шумном мероприятии (вроде нынешних корпоративов) прелестную горянку и влюбился с первого взгляда! И так три раза!
Как это было на самом деле, рассказал известный летописец Кавказской войны В. Потто: «…Ермолов… расположил свои войска на зимовые квартиры по мехтулинским селениям (в нынешнем Дагестане. — А.К.). Зимовка эта, вопреки ожиданиям, оказалась удобной и веселой. Многие холостые офицеры, а в том числе и сам Ермолов, пользуясь свободой местных нравов и заплатив калым, требуемый законами страны, поженились на мехтулинках так называемым кебинным браком и — по замечанию Ермолова — «скучную стоянку обратили в рай Магометов».
М.Лермонтов в «Герое нашего времени» тоже красочно описал «отдых после боя» выздоравливающих офицеров в Пятигорске — сплетни, интриги, дуэли, ухаживания за барышнями, мимолетные романы. А похищение несчастной Бэлы и обмен «прелестной горянки» на лошадь?! Какая уж тут романтика!
В.Потто, пишет: «У генерала Еромолова от трех кебинных браков было четыре сына и дочь. Бахтиар (Бахтияр) — Ермолов Виктор Алексеевич (1820−1892). Сын от черкешенки Сюйды. Генерал-лейтенант. Его сын, Владимир Викторович Ермолов, тоже был генерал-майором.
Аллах-Яр (Алляхр) — Ермолов Север Алексеевич (1824−1894). Сын от второй жены черкешенки Тотай. Адъютант Московского военного генерал-губернатора, гвардии полковник. Участник войны на Кавказе.
Омар — Ермолов Клавдий Алексеевич (1823−1895). Сын от черкешенки Тотай. Полковник, с 1883 года — генерал-майор. Участник войны на Кавказе и Русско-турецкой войны.
Ермолов Николай Алексеевич (1836−1890). Генерал-майор.
Дочь Саниат (София) осталась в мусульманстве и вышла замуж за горца Махай-оглы».
Здесь есть небольшая путаница. От трех браков с «черкешенками» у Ермолова действительно было пятеро «кебинных» детей. Но один из них, Петр, унтер-офицер Тегизского полка, в котором позже служил и Лермонтов, погиб молодым. Дочь, по договору с отцом Сюйды, еще при заключении брака, навсегда осталась с матерью.
Жены у генерала долго не задерживались. По разным причинам следовал развод — женщины возвращались в свои семьи и… становились завидными невестами. Так первая из них, черкешенка (или кумычка) Сюйда, увешанная подарками, вернулась к отцу с дочкой, и ее снова выдали замуж. Как и договаривались с тестем при заключении кебинного брака: мальчики нам — девочки вам. Ермолов, как и обещал, до конца жизни выплачивал своей временной жене по 300 рублей в год, а дочке Софии — по 500 (жалованье обычного генерала составляло около 1300 рублей, но Ермолов ведь был наместником Кавказа и получал гораздо больше). Кстати, дом дочери Ермолова долгие годы был местом паломничества и памяти об отце-командире для офицеров русской армии на Кавказе. К ней уважительно относились и враги, в том числе и знаменитый Шамиль. Сюйда дала возможность некоторым горцам считать себя потомками Ермолова.
Сын Бахтияр остался с отцом. Его крестили в Тифлисе Виктором. Сначала малыш был окружен военными няньками-денщиками во главе с батальонным командиром сербским графом Симоничем. Бойкий мальчишка стал всеобщим любимцем. Алексей Петрович, понимая бесправное положение сына, не очень распространялся о нем. Даже Петр Алексеевич, отец генерала, узнал о внуке от служивших на Кавказе родственников. Денщики пацана страшно баловали, поэтому отец отправил его на воспитание к своему брату, а тот определил его под именем Виктора Горского в военное училище.
Вторая жена, кумычка Тотай, дольше других задержалась у кебинного мужа — целых семь лет. Но она не сразу стала женой генерала. После договора о браке с Ермоловым родственники передумали и выдали ее замуж за местного жениха. Однако через пару недель им пришлось вернуть невесту генералу. Пишут, что генерал велел похитить ее, что и было сделано. Отец получил от Ермолова перстень, серьги и шубу за дочь и отправился восвояси — возвращать калым недолгому мужу. Генерал прожил с Тотай семь лет и вернул ее родителям, лишь уезжая на родину, — она не согласилась покинуть родные горы. Еще двух сыновей Алексей Петрович оставил себе, а Тотай вскоре удачно вышла замуж: не простая же горянка, а генеральша! Была еще Султанум, мать Петра. Но о ней мало что известно. Самый младший сын, Николай, тоже был внебрачным, но рожденным в Москве уже простой русской женщиной-горничной, но и он какое-то время носил ту же фамилию — Горский.
Всегда одинокий Алексей Петрович, обожал сыновей и воспитал их так, что они почитали его самого, своих матерей и кавказских родственников. Особенно любил свою маму Тотай младший, Алляхр, по-русски, Северьян, или Север. Он до конца жизни поддерживал связь с обильной кавказской родней, кого-то перевез в свое подмосковное имение Пестово, где и сейчас существует мусульманское кладбище с камнями-надгробьями с Кавказа.
Ермолов всегда любил и спасал и чужих детей, возвращая их родителям, либо подыскивая приемных. Многих детей главноначальствующий за свой счет посылал учиться в Россию. Некоторых Ермолов записывал на свою или другие русские фамилии и пристраивал затем на службу. Из спасенных генералом детей самым знаменитым стал «первый художник из чеченцев» Петр Захаров.
Так, от кебинных браков главнокомандующий получил только одно «удовольствие» — кучу ребятишек, как сам писал, «без всяких прав на наследие, без покровительства и довольно несчастливых происхождением». Ермолов не был богат по меркам того времени и даже не позволил себе в молодости жениться на любимой женщине, чтобы «не ухудшить ее материальное состояние». «Скудной капитал мой сберегаю я для детей, покоряя себя самой строгой умеренности», с горечью писал отставной генерал Алексей Петрович, сидя в орловской деревушке.
Не привыкший склонять голову и просить власть имущих о чем-то для себя, он вынужден был хлопотать о детях перед родственниками, у которых они росли, перед царем, чтобы позволили его незаконным сыновьям Горским поступать в престижные военные училища. Постарался дать им хорошее образование, добился, чтобы их признали его сыновьями, записали в дворянство и разрешили носить фамилию Ермоловы. Иначе быть бы им мещанами (хорошо еще не крепостными крестьянами!). Ермоловы-младшие пошли отцовской стезей, все сделались офицерами, все успели повоевать на родном Кавказе.
Всех, кроме рано погибшего Петра, Ермолов женил, от всех дождался внуков, которых дедушка-генерал любил и баловал. Впрочем, нет, не всех: трех внуков и четырех внучек от дочери Алексей Петрович так никогда и не увидел, хотя София-ханум об отце не забывала — напоминали 500 рублей содержания в год. До самой своей смерти Ермолов содержал и Тотай — давно уже чужую жену и мать двоих чужих детей. Вот такие «удовольствия» получил генерал от «временного брака», но, как и мечтал, меж битв и походов, все-таки стал отцом и дедом.
Оба наши героя — Чокан Валиханов и Алексей Ермолов, несмотря на экстравагантные кебинные браки, на склоне жизни вспоминали своем не о них. Незадолго до своей смерти Чокан рассказал приятелю, что юношей был влюблен в служанку своей матери, замужнюю женщину. Она «по утрам приносила в чашке, налитой самой султаншей, кумыс Чокану. Юноша мало-помалу влюбился в эту служанку…» Родители рассердились на сына и попытались разлучить влюбленных. Но «Чокан объявил, что он не отпустит ее, разведет и женится на ней сам при всех… Женщина эта жила некоторое время в его доме, спала с ним в одной комнате, но потом Чокан остался почему-то ею недоволен, и она уехала в аул его отца». Его скоро отправили в Кокчетав. Но почему уже после «временного брака» и скоропалительной женитьбы на дочери султана, Чокан вспоминал именно эту женщину, осталось его тайной.
Генерал Ермолов, несмотря на четверых сыновей и кучу любимых внуков, в своих мемуарах тоже вспоминал о страстной взаимной любви к прелестной «девице W», заставившей сурового солдата впервые подумать о женитьбе. Ах, эта «любовь, что движет солнце и светила!» Сколько светлых воспоминаний оставляет она в душах самых суровых воинов и путешественников!

История третья. Японская. Девушки из нагасаки
На телеканале «Шансон» и десятках разных видеороликов можно услышать песенку «Девушка из Нагасаки», про ту самую красотку, у которой «такая маленькая грудь и губы алые, как маки». Кто только ее не исполнял — Вертинский, Козин, Шульженко, Высоцкий! И как только не объясняли появление странной японки в Марселе и в репертуаре наших «блатных звезд» и дворовых бардов! Сколько загадок в тягучей мелодии и в наборе слов, рисующих трагедию портовой любви: «…джентльмен во фраке, Однажды накурившись гашиша, Зарезал девушку из Нагасаки». Страшно, аж жуть!
Портовые девки водятся всюду. Но почему-то воспет именно японский город Нагасаки…
Как ни странно, песенка напоминает о кругосветном путешествии 1890—1891 годах 23-летнего наследника русского престола. Цесаревич Николай Александрович, будущий царь Николай II, с огромной свитой тогда побывал во многих местах Евразии (в том числе, и в нашем Петропавловске).
Почему-то город Нагасаки был первым пунктом путешествия цесаревича со свитой по загадочной Японии. Правда, не для всех страна была такой уж загадочной. В то время в местечке Иенаса, в пригороде города Нагасаки, существовало поселение, которое называли русской деревней. В ней в 70-е годы 19 века проживало около 600 моряков только с одного судна — с потерпевшего крушение фрегата «Аскольд». А были еще и другие. Этот 46-пушечный фрегат строился на верфях Санкт-Петербурга целых 10 лет и в июле 1857 г. ушел в испытательный рейс на Дальний Восток. Во время плавания судно дважды заходило в иностранные порты для ремонта — его корпус рассохся. Щели законопатили, но когда фрегат попал в жесточайший шторм, корпус снова дал течь, и фрегат отправили в Нагасаки уже на капремонт, который затянулся почти на три года, а моряки прижились в Нагасаки.
Издавна в Японии существовали «девушки для удовольствия» и для приятных бесед — гейши. Их описывают как утонченных образованных, хорошо воспитанных особ. Эти, считается, только для любования и интеллектуальных разговоров. С посторонними мужчинами — ни-ни! Для «этого» существовали «временные жёны». Они появились в этой стране во второй половине XIX века. Тогда российский флот, базировавшийся во Владивостоке, регулярно зимовал в Нагасаки. Экипажи русских кораблей часто жили в гавани месяцами, ожидая приказа, пополняя запасы, и… обзаводились временными женами — мусуме. Жизнь текла неторопливая и взаимовыгодная: офицеры проводили время на берегу, в кабаке «Кронштадт», — японские жены скрашивали их одиночество. Вместе и те и другие увеличивали приток инвалюты в японскую казну. Японцам выгодно было такое содружество, и они доброжелательно относились к русским.
Свободное сожительство мужчины и женщины в христианской Европе называли блудом. Япония не была христианской страной, и институт временных жен не нарушал законов Японской империи.
Термином «временная жена» называли в Японии таких же женщин, каких описал Чокан Валиханов в «Очерках Джунгарии» — незамужних, одиноких, вдов. Здесь тоже иностранные подданные на время пребывания в Японии могли получить в «пользование» жену, если имели средства содержать ее. Заключался контракт, по которому иностранный подданный получал в полное распоряжение японскую подданную, обязуясь в обмен на это предоставить ей содержание — еду, помещение, наёмную прислугу, рикшу и прочее. Соглашение заключалось на срок от одного месяца, а при необходимости продлевалось до года или даже трех лет. Стоимость такого контракта составляла 10—15долларов в месяц. Особенно ценились девственницы. За право лишить невинности японскую девочку приходилось платить дороже. Мусуме в основном и были девочки-подростки, не достигшие тринадцатилетнего возраста. Ошибочно считать таких девушек проститутками в обычном смысле этого слова, хотя мусуме по контракту обязана была услаждать своего покровителя в постели. Очень часто в таких смешанных семьях рождались дети. Часто бедные японские крестьяне и ремесленники сами продавали своих дочерей иностранцам. Иногда для бедной японской девушки такой способ был единственной возможностью заработать на приданое и выйти впоследствии замуж и растить детей.
Российские царственные особы, хоть и выполняли важную политическую миссию, знакомясь с зарубежьем, все-таки были очень молодыми. Интересуясь обычаями других стран, они не могли пропустить такую экзотику, как «временные жены». Это ведь тоже народные обычаи!
Ориенталист, дипломат, публицист, поэт — переводчик Э. Э. Ухтомский был притавлен к цесаревичу для описания его странствий по морям и по суше. Он записал, что Николай Александрович, посетив колонию русских моряков, очень интересовался японо-русскими отношениями. Особенно «женским вопросом». Правда, какой глубины был этот интерес, Эспер Эсперович не рассказал, но о местечке Иенаса и «временных женах» моряков, написал подробно. Другие же участники путешествия оставили воспоминания, что наследник пошел на опасный для жизни эксперимент — воспользовался услугами «временной жены». Наверное, чисто с научными целями, как Чокан Валиханов.
Кстати, нашим любителям вести свою родословную от Золотой орды, будет приятно узнать, что Эспер Эсперович считал себя потомком хана Батыя. Ученый любил и знал Восток и говорил: «Между Западной Европой и азиатскими народами лежит огромная пропасть, а между русскими и азиатами такой пропасти не существует». Свои путевые впечатления и наблюдения Э. Э. Ухтомский описал в книге «Путешествие на Восток наследника — цесаревича». Книга была богато иллюстрирована акварелями Н. Н. Каразина и фотографиями, Ее сразу перевели на европейские языки, а Э. Э. Ухтомский был избран членом Русского географического общества.
Неизвестно, кто посвятил 22-летного наследника в тайны взаимоотношений моряков с японскими «временными женами». Возможно, знаток Востока Э. Э. Ухтомский, а может, начальные сведения он получил от своего дядюшки, великого князя Алексея Романова (1850 — 1908). Он в качестве старшего офицера в 1871 году совершил плавание в Северную Америку на фрегате «Светлана» — обогнул мыс Доброй Надежды, посетил Китай, а в 1872 году, так сказать, проездом, заглянул в Нагасаки. Он писал: «В кают-компании снова царило большее оживление. Как только мы бросили якорь в порту Нагасаки, офицеры русского клипера „Вестник“ сделали нам визит. Они восторженно рассказывали о двух годах, проведенных в Японии. Почти все они были „женаты“ на японках. Браки эти не сопровождались официальными церемониями, но это не мешало им жить вместе с их туземными женами в миниатюрных домиках, похожих на изящные игрушки с крошечными садами, карликовыми деревьями, маленькими ручейками, воздушными мостиками и микроскопическими цветами. Они утверждали, что морской министр неофициально разрешил им эти браки, так как понимал трудное положение моряков, которые на два года были разлучены со своим домом». Наши офицеры первыми по достоинству оценили таких покорных, молчаливых и красивых японских девушек… Многие наши соотечественники, посетившие тогда Японию, имели мусуме. Среди временных мужей были представители известнейших российских фамилий, включая великих князей из династии Романовых".
Имел «временную жену» в Японии и другой великий князь, внук императора Николая I и друг детства будущего императора Николая Второго — Александр Романов (1866—1933). В 1886 году он тоже совершил кругосветное плавание. Побывав в Японии, он тоже во время своего пребывания в Нагасаки жил с молодой японкой. Об этом он потом трогательно вспоминал в своих мемуарах в эмиграции после десятилетий счастливого брака с великой княжной Ксенией.
Кстати, в то же время во Владивостоке имелся целый японский квартал, вот там жило много японских проституток. Девушки из бедных сельских семей были одним из японских экспортных товаров. Их часто звали караюки-сан, что означает «поехавшие за рубеж».
Мир изменился с началом русско-японской войны. Стало не до гейш и «временных жен». Впрочем, тогда в Европе, слушая оперу Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй», обливались слезами дамы, жалея красавицу гейшу Чио-Чио-Сан, обманутую американским моряком и покончившую с собой. Эта история случилась на самом деле, и в США они любима до сих пор.
О какой из «девушек из Нагасаки» распевают наши любители шансона, трудно сказать. Точно известно, что написала ее в 20-х гг. прошлого века вовсе не японка или француженка, а одесская девчонка Вера Шпенцер. С юности сочиняла она такие забавные ироничные стихи еще до того, как стала Верой Инбер (1890 — 1972), ныне забытым советскими писателем и поэтом. Едва ли кто-то читает ее даже лучшие произведения, а забавные песенки живут и считаются народными.