Едва за женой захлопнулась дверь, Иван потянулся к телефону, убедился, что на часах девять часов двадцать пять минут утра, откинул одеяло, перебрался на кухню, достал из буфета виски, налил на три пальца в кружку и выпил почти целиком.

Он закурил сигарету, ощутил, как скотч играет в животе, согревая и опьяняя, и задумался о том, как вдруг его жизнь стала такой ничтожной.

Иван горько страдал.

Он был счастлив — и это уничтожало его.

Он был счастлив не время от времени, а всегда — каждое утро, день и вечер. Ничто не омрачало его жизнь — с женой они не ссорились, она принимала его таким, какой он есть, она была умной, доброй, разумной, веселой, щедрой.

Год назад, когда они только познакомились, Иван бредил этой женщиной, не отрывался от нее, они гуляли ночи напролет, а потом она ехала на работу, а он садился за компьютер, и они вдруг улетали в Испанию, или уезжали в Никола Ленивец, и они не мгновения не могли прожить без секса — и занимались этим где угодно, хоть в вагоне метро (руками).

Они даже устали от этого, и мечтали, как однажды у них все-таки получился вернуться к нормальной жизни, и они снова возьмутся за работу, и будут ходить на спорт, и станут высыпаться.

Однажды это случилось. Они съехались, жена взялась за работу в архитектурном бюро, он получил заказ сразу на два больших сценария, они перестали каждое утро начинать с шампанского, секс теперь был только утром (не всегда) и вечером (пару раз, но не каждый день), и вот она уже встречалась после работы с подругами, а он выпивал с друзьями, которых не видел несколько месяцев.

«Жизнь вошла в свою колею», — с отвращением думал Иван, подливая виски.

Лина оказалась замечательным человеком — она не была ни злобной сукой, которая может устроить скандал на ровном месте, она не терзала его придирками, не страдала, если возвращалась домой и встречала горы немытой посуды и разбросанную одежду. Она честно любила его и хотела ему только добра — и вот это оказалось самым невыносимым, что когда-либо происходило с Иваном.

Он смотрел в окно и с тоской вспоминал, как однажды Лина так плясала с одним своим знакомым, что он, Иван, полез в драку, а потом Лина кричала на него прямо посреди ресторана, и их выгнали оттуда, даже не дав оплатить счет, и они еще орали друг на друга посреди улицы, а потом занялись сексом в подворотне.

Но такое было раз или два от силы, и они плакали, обещая, что больше ничего подобного не повторится.

Иван тяжело вздохнул. Знал бы он тогда… Он мечтал, он молил бога, чтобы нечто подобное повторилась. Чтобы жизнь опять стала насыщенной, искрящейся, чтобы в ней появилась драма.

В их любви с Линой было так много преданности и взаимности, что это было оглушительно скучно.

Иван пробовал вызвать в ней ревность.

Флиртовал в другими женщинами. Лина не обращала на это внимание — видимо, его поведение не было достаточно искренним. Он завел вторую страницу в фейсбуке от лица некой девушки — и писал сам себе горячие послания. Отправлял письма в ночи, чтобы звук нового сообщения разбил тишину. Лина лишь бурчала, чтобы он сделал потише.

Она верила ему. Она верила в них. Это было несокрушимо.

Иван даже пробовал «ложные» послания в вотсапп — ну, вроде как ошибся перепиской, но Лина только посмеялась. Мол, ахаха, какие у тебя теплые отношения с продюсером.

Иван пробовал скандалить — упрекнул жену в том, что она к нему равнодушна, что из отношений ушла страсть, но каким-то образом скандал превратился в долгий и умный разговор о жизни, и никто не ушел в ночь, никто не бил посуду, а он чувствовал себя глупой истеричкой, которая бесится с жиру.

«Это моя жизнь?», — спрашивал себя Иван, подсыпая в виски лед.

Он был восхитительно пьян — в утреннем опьянении есть нечто особенное, проникновенное и благодатное.

Он хотел быть с Линой, он понимал, что она — любовь всей его жизни, и что эта женщина — лучшее, что с ним случилось, и что он будет идиотом, если потеряет все это только из-за своих придурей. Но что если эти придури — это он сам, и он теряет уже самого себя?

Ноутбук блямкнул — пришло новое сообщение.

«Черт, вот я дура, забыла телефон», — писала Лина. — «Да и фиг с ним, переживу, ты только зайди, пожалуйста, в вотсапп, там группа есть „Александровка“, нужно последнее сообщение, телефон заказчика. Пока в офисе, через час туда поеду, буду бог знает когда, у нас еще вечером встреча с мэрией на тему бульваров».

Иван вызвонил телефон жены, открыл мессенджер, отправил Лине номер. Немного подумал и посмотрел ее переписку. Он испытывал сам к себе отвращение за это, но при этом и удовольствие — первый раз едва ли не за год он делал что-то непристойное, эгоистичное, непорядочное. Эти переживания были приятными. Да, он устал быть хорошим. Даже сам не представлял, как сильно устал от этого.

«Ну, и что за Гриша?» — подумал он, открывая чат, заинтриговавший его последним сообщением «Я просила не писать мне вечером».

Спустя десять минут Иван даже слегка отрезвел — что быстро исправил, хлебнув виски прямо из бутылки.

У его жены был любовник. И теперь Ваня знал, как выглядит член этого любовника — тот прислал его фото раза три, в разных ракурсах. Вот он висит — и сказать нечего, красиво висит, убедительно. Вот стоит — в профиль, твердый такой, вены надулись.

Член вызвал у Ивана одобрение. Значительный член, похож на его собственный. Чуть больше, конечно. Сантиметра на три.

Сам любовник, этот Гриша был чуть хуже своего члена — плотный такой мужчина. Ухоженный. Прическа стильная. Там, где он встречался в одежде, Ваня рассмотрел дорогие часы.

«Не, а когда?», — задумался Ваня.

Он отмотал переписку на начало. Выходило — месяца три назад.

И все эти вечера, когда она была с подругами, или какие-то деловые свидания…

Вдруг Ваню обдало жаром. А вдруг это игра? Вдруг она решила его проучить, и это фальшивая переписка, и телефон она нарочно забыла…

Иван был в панике. А что, если нет никакого любовника? Мысль провидила в отчаяние.

Он продышался, выпил еще и задумался — а могла Лина затеять такую интригу в ответ на его притязания?

«Черт, это было бы так коварно и нечестно с ее стороны!», — возмущался он.

Он разыскал этого Гришу в фейсбуке, увидел много общих знакомых.

Иван знал, где работает Олеся, их общая с женой подруга, поэтому позвонил уже от дверей ее офиса.

— Что у Лины с Гришей? — сразу же спросил он, понимая, что прелюдии только навредят. — Олеся, мне надо знать, и я обещаю, что не скажу никому, и никто не узнает, что ты мне сказала. Они встречаются?

— Ну, в общем, вроде бы да… — промямлила Олеся.

— Ты уверена? — настаивал он.

— Ну, если верить ее словам, и верить его словам, то да, я уверена, — жестко ответила подруга.

— Черт, слава богу! — Иван воздел руки.

— Чего? — растерялась Олеся.

— Я люблю тебя, Олесечка, ты моя богиня! — Иван полез обниматься.

Мысль о том, что жена спит с каким-то там Гришей, конечно, не доставляла большого удовольствия. Но это ощущение трагедии, обиды, боли, от которой сжимались нервы в желудке — все это того стоило. Иван шел по улице и представлял, как жена приезжает к любовнику, и торопливо обнимается, а потом приводит себя в порядок, но не слишком тщательно, чтобы от нее не пахло подозрительной чистотой, и возвращается домой, и говорит, что слишком устала, что очень хочет его, но сил нет, давай завтра…

В какое-то мгновение Ивану захотелось позвонить жене и накричать на нее. Но, во-первых, телефон она забыла дома, а, во-вторых, если тайна откроется — на этом все и закончится. Может, они разойдутся. Или она прекратит отношения с этим Гришей. Оба варианта Ване не улыбались.

Иван думал о том, как тщательно Лина скрывала свою интрижку. Просто гений конспирации. Не подкопаешься. Да, она задерживалась, но не слишком. Она не была холодна, не выглядела виноватой.

Следующие пару месяцев Иван наслаждался своей драмой. Быстро писал сценарии — продюсеры были шокированы, но, разумеется, довольны. И получалось у него живо, талантливо. Он расцвел — снова ходил на вечеринки, был сердцем и душой компаний. Переписывался в Tinder с девушками и, любопытства ради, с мужчиной. Послал тому фото члена Гриши, которое предусмотрительно скинул с телефона жены на свою почту. Он опять делал что-то нелепое, бездумное, опять хотел почувствовать жизнь во всем ее многообразии.

Секс с Линой был хоть и не особенно частым, но запоминающимся. Ваня доказывал, что лучший любовник — он, а ревность добавляла пыла, он балансировал на грани истерики, отчего их обоих било током.

Тайная ревность изменила его — он опять стал самим собой, в его жизни с Линой появилась интрига, чувства обострились.

Но вскоре что-то пошло не так. Лина стала больше времени проводить дома. Она стала нежнее, внимательнее. Отменилась ее командировка на Кипр — вместо этого она предложила вдвоем слетать в Венецию.

Однажды, когда жена мылась в ванной, Ваня схватил ее телефон и выяснил, что Лина пытается расстаться с Гришей. Тот требовал уйти к нему, бросить мужа, затеял ремонт в квартире. Он, вообще, купил новую квартиру — чтобы жить там с Линой. Лина не могла и не хотела решиться, говорила, что любит мужа, то есть его, Ваню, и что Гриша слишком на нее давит, и что лучше все прекратить, если он не может терпеть все как есть.

Ваня был в ярости.

«Ну что за говнюк этот Гриша?», — думал он. — «Не успел познакомиться, а уже тащит замуж! Вот козел!».

Гриша собирался все разрушить. Подонок.

Вряд ли Лина по горячим следам заведет нового любовника. Она женщина тонкая, и Гриша, скорее всего, не банальная прихоть, не первый попавшийся. Наверное, в нем было нечто особенное.

Ваня записал номер этого Гриши. Хотел поговорить, но передумал — это будет вульгарно.

А потом Лина ушла от любовника и жизнь опять стала обычной.

Иван страдал недели две, и не выдержал. Написал Грише, что хочет объясниться, и что Лина ни в коем случае не должна знать об этом.

Гришу пришлось уговаривать — он не видел в их встрече никакого смысла.

Но, наконец, они увиделись в темном баре, где Гриша уже ждал, и пил белый русский.

Любовник показался Ване приятным мужчиной — живьем он выглядел моложе и стройнее, чем на фотографиях. Хоть был уставшим и бледным — видимо, разрыв с Линой не дался ему легко.

— Послушайте, я не понимаю, зачем вы устроили всю эту драму, — Иван начал строго по делу. — Вы с Линой знакомы всего несколько месяцев, и надо же понимать, что женщина, которая совсем недавно замужем, не готова вот так все бросить, а вы прете на нее, как бульдозер на киоск, так же нельзя.

Гриша как-то странно прищуривался, глядя Ивана — словно тот говорил на иностранном языке, который он плохо воспринимает на слух.

— Все было прекрасно, — пояснил Иван. — У вас была замечательная любовница, у Лины была необходимая ей тайная личная жизнь, у меня все тоже шло замечательно. И лишь благодаря вашим мещанским замашкам все это рухнуло. Теперь все несчастливы. Вы именно этого добивались?

Гриша допил свой коктейль, едва не проглавит лед.

— То есть сейчас вы хотите, чтобы я вернул вашу жену? — произнес он.

— Не то чтобы эта мысль делает меня счастливым, но, в общем, да, хочу, — Иван кивнул. — Так будет лучше для всех.

— Это что, шутка? — твердил Гриша.

Иван понял, что этот матч он проигрывает. Гриша выглядел как человек, в чьей жизни бывает лишь черное и белое, где он влюбляется, женится, и где измена — катастрофа, где в отношениях нет ничего странного, порочного, болезненно сладкого…

«Детка, ну зачем ты связалась с этим обывателем?», — с печалью думал он.

Дома он застал Лину в смятении. Оказалось, что этот дубоватый Гриша позвонил ей, как только Иван ушел из бара.

— Ваня, чего ты хочешь? — Лина даже немного тряслась.

— Скажи мне, ну почему он? Совершенно невозможный человек, оголтелый мещанин, и такой зануда…

— Ты правда уговаривал его ко мне вернуться? — Лина пыталась негодовать.

— Сейчас ты хочешь, чтобы я чувствал себя виноватым, — парировал Иван. — Кто-то ведь должен. Вот признайся, что ты хочешь, чтобы все было по схеме — один обвиняет, другой раскаивается, все рыдают. А я тебя ни в чем не виню. Это, вообще, были лучше два месяца в моей жизни.

— Ты меня совсем не ревновал? — Лина по-настоящему обидалась.

— Конечно, ревновал. В этом и суть. Я ревновал, у нас появился накал, я страдал, я отлично писал…

— То есть все дело в тебе? — жена даже уперла руки в боки. — Ты хорошо работал, и это главное?

— О да! Мы опять превратились в тех самых эгоистов, которых мы оба знали и любили. Ты шарилась с любовником, у меня был творческий прорыв! А что тут плохого?

Лина задумалась.

— Не знаю, — она, наконец, присела на кушетку. — Может, ничего плохого. Но как-то странно. Я думала, что мы так любим друг друга, а потом ты стал таким нытиком, и постоянно рефлексировал, и о чем-то сожалел, и меня это ужасно раздражало. А Гриша в меня влюбился.

— Милая, я люблю тебя не за то, что ты прекрасная и порядочная женщина, — Ваня сел на пол у ее ног. — А за то, что ты вздорная, самовлюбленная, похотливая сука. Этим ты и покорила меня. Я хочу назад мою девочку.

— Ну, тогда тебя обрадует, что мне предложили работу в Хельсинки, — сказала Лина. — И поеду я туда одна. Знаешь, мне хочется обо всем хорошо подумать. И отдохнуть от всех этих потрясений.

Гриша слегка опешил и даже поддался панике. А вдруг это «хорошо подумать» закончится разводом? И кому тогда достанется ковер? Решив, что за ковер он будет бороться (хотя, конечно, если Лина очень будет настаивать, ковер придется ей отдать — ведь это она за него заплатила), Гриша подумал, что развод — это тоже замечательно, можно будет сколько угодно страдать, и название для сериала хорошее «Развод», это всегда на острие, а хаос одинокой жизни уж точно куда привлекательнее жизни с любимым человеком, как бы сильно ты его не любил.