Уважаемый Иосиф Карлович,

Осмелюсь Вам написать, хотя очень долго думала, писать или нет. Ситуация в которую попала беспокоит меня очень сильно и Вы понимаете это, как никто. Так я уже не могу говорить и все время в любых ситуациях заикаюсь и это заметно прогрессирует и молодые люди смеются надо мной, слезы сами текут какие-то черные.

Мне так хочется, чтобы меня понял хотя бы один человек. Вот тот же Искандеров оговаривает и порочит меня, а все почему? Так потому что больше некого уничтожать. Люди так злы, особенно, когда попадают в беду, так ведь он ясно мне говорил, что ему лично надо помочь. Как же не помочь ему, сестре, находящейся в больнице, то есть человеку. Я очень доверчива и, как правило, люди, видя это, делают со мной, что хотят. Беззащитная и глупая, доверчивая и добрая - так меня оценивают, со слов одного знакомого. Хотела помочь его сестре, лежащей в больнице, а получилось то, что меня еще и виновной считают, так и не понимаю в чем.

За время знакомства с Вами, узнала Вас и Вы меня. Пыталась найти адвокатов и эти люди-адвокаты также обманывали и обманывают меня, для них важны только деньги. А никто их за это не судит. За свои услуги они предлагали, чтобы я отдала от 40 тысяч до миллиона рублей. А как мне разобраться, я и не знаю. При чем ничего не делают и берут деньги. Вы — другой, Вы — следователь, и, конечно, беспокоюсь, что это доверительное письмо Вам, с моей стороны выглядело бы попыткой обелить себя, хотя не понимаю, за что отвечать мне… Простите меня. Не хочу, чтобы это было так. Теперь известно и Вам и мне, что все обстоит совершенно иначе.

Не умею я лгать, так родители учили, как и не умею отказывать людям в чем-то. Это и моё больное место и многие люди это используют.

Я, сейчас — мать-одиночка уже 2 года с момента беременности. Родители мои очень хорошие люди, добрые и заботливые, но в силу своего особого менталитета не могут помогать мне, но их беспокойство обо мне намного сильнее моих страхов. И, конечно, очень беспокоюсь, что-то, происходит со мной сейчас — очень сильно повлияет именно на их здоровье. Они вложили в меня много сил. Прочитала много книг, они считали, что человек должен много читать, чтобы стать настоящим человеком. Сегодняшнее время говорит другое. Надо быть хитрее и изворотливее, гаже и злее — ну как Радуев с бородой, быть подонком и страшнее, и ни перед чем не останавливаться. Взять нож и отрезать шею человеку, — это мужская сила. Если человек совершил страшное, то, что я?! — так букашка, которую надо уничтожить, чтобы следствие доверяло им больше. Их «ахинеи-оговоры» по поводу меня ничем не подтверждены. Его сестре нужна была помощь — не могла и думать о том, что он — преступник.

В моей жизни мне очень помогал мой брат Святослав. Свят работал на Телевидении оператором и я гордилась своим братом. Но в августе 2013 года он скоропостижно умер. Очень переживала, сильно.

Несмотря ни на что, ни какие коллизии жизни, продолжаю учиться в Академии, остался 5-й курс. Работаю и горжусь этим. Содержу и воспитываю ребёнка. Худой он у меня, но я стараюсь изо всех сил. Как-то все навалилось сразу и такой тяжелой тонной легло на меня, да так, что утром иногда и подняться не могу — так давит.

Понимаю, что в своих показаниях, которые читала, от 2015 года, чаще всего подавала себя в невыгодном свете — так, по крайней мере, с горечью, уверял меня, один из моих адвокатов. Но они (адвокаты и знакомые и юристы, с кем советовалась) нагородили столько глупостей — и с какой глупой напыщенностью! Мне потом говорили, что я, мол, пожимала плечами и даже улыбалась, ну, и, конечно соглашалась со всем, так как верю людям, а они… Так я не помню ничего, а тексты подписывала, не понимая того, что там написано, Вы же понимаете это лучше меня. Иногда мне казалось, что я на операционном столе, у меня очень серьезная операция, а Вы, Илья Нодарович, хирург, который не может совершить ошибки. Я вся трясусь, заикаюсь, краснею, падаю в обмороки…, а Вы говорите — я не сделаю Вам плохого, и меня это успокаивает. Не написать Вам не могу, так как Вы не знаете ничего обо мне и у Вас, как и у меня целая жизнь впереди и, иногда от решения или от мыслей одного человека — всё может измениться.

Большую помощь мне оказывала моя бабушка Клара, как материальную, так и советами. Но в 2015 году и она умерла и я жила в ее квартире, помогала мне моя крёстная, за что ей большое спасибо, так как без нее не знаю, что и было бы. Родители воспитали меня честной и доверчивой, на книгах классиков. Читала очень много. Вот откуда и доверие и потому использовали меня и пользуют, а как распознать, где правда, а где ложь, как…

Последнее время на иждивении бабушки Люсии (мама папы), где и прописана с ребёнком, на Кутузувском. Но в феврале этого года, 7 февраля 2016 года, моя любимая бабушка и мама папы, умерла. Папа очень сильно переживал и был после смерти бабушки в 2-х больницах. Теперь я полностью предоставлена себе с дотацией государства в 2000 рублей. Очень тяжело, но пятый последний курс академии даёт мне какие то перспективы.
…Если бы не то, что со мной произошло. В чем меня винят, я так и не пойму…

А лгать меня родители не научили. Вот и сейчас пишу Вам это письмо, потому что не написать Вам, не могу, какое-то доверие к Вам, не знаю, почему. Никаких доказательств бреда Радуева нет. Если меня кто-то спрашивает о чем-то, что меня все беспокоит, волнует. А у меня больное сердце (пролапс митрального клапана) и я начинаю волноваться и заикаться и не могу ничего выговорить и красная вся. Так люди злые видят это и пользуются, чего ни попросят я и делаю, обманным путем втираются в доверие, признаются в любви, как Радуев, и пользуют меня по полной программе. Вот и в поликлинике в марте этого 2016 года, провела 4 часа, плакала, кричала, истерически, до того, что собрали консилиум врачей и заведующих отделениями, а ЭКГ забыли сделать, а я задыхалась до того, что открыли окно — до того душно было и направили в психиатрическую больницу на лечение. Вспоминаю и плачу.

По поводу показаний в июне 2015 года. Человек, который писал их, не представился. Если бы мне сказали повторить, что он написал — не смогу, и не помню, что и говорила — был жуткий стресс, тоже самое могу сказать и об очной ставке в сентябре того же года. Однако Радуев бредит в своих показаниях, под давлением или нет неизвестно. Когда волнуюсь, то задыхаюсь, в детстве мне был поставлен диагноз пролапс митрального клапана, не только задыхаюсь, но и заикаюсь, и на фоне 2015 года эти вещи стали у меня развиваться (плюс) направление в психиатрическую больницу, чем была просто ошарашена и не хочу и не могу терять ребенка.

Мне всего 23 года, и я, даже боюсь произнести это, что меня могут назвать преступником, за что? Никто, и я, даже предположить не могу, что наступит день, когда я сделаюсь тем, кого именуют этим страшным словом! Можно сказать, что я в некотором роде «преступник по случаю», как говорит знакомый адвокат, проходила мимо, «подцепили вагон»
Вот такая история.

Изабелла

Мне легче не лгать, так как лгать не умею, не получается. Мечтаю о прекращении преследования в отношении себя, молюсь каждый день, ползаю на коленях, так как в этом случае смогу жить достойно и гордиться Вами и собой. Уверена, что еще увидимся с Вами, но уже по другому поводу, по хорошему. Понимаю, что все это время у Вас были другие заботы, другие подопечные, другие дела и Ваша личная жизнь шла своим чередом. Но, в конце концов, я представляла собой интересный для вас случай, как иные пациенты — для медиков. И очень благодарна Вам, что Вы пытались и пытаетесь разобраться во мне — я это заметила и не навредить мне. Пытались не только как честный профессионал, но и по-человечески. Верю в Бога, вот маму отпустили неожиданно в отпуск и она смогла помогать мне с ребенком — это ли не знак Божий.
Простите меня, Иосиф Карлович.