Жизнь бабника — рабский труд, ведь он бесконечно раздает пробники себя, как низовой промоутер у метро. И драма его в том, что он весь уходит на эти пробники, и жить настоящую человеческую жизнь ему просто нечем.

Он бы, может, и рад дойти до стадии настоящего глубокого обмена чувствами, когда получаешь и отдаешь эту восхитительную субстанцию искренней посвященности, когда вы вместе неслиянно и нераздельно, но он физически не может дойти до этой стадии. Так тяжелый заика не может выговорить трудное слово.

Бабник — как инвалид. Ему приходится выкручиваться, чтобы компенсировать увечность и ущербность, и он как заведенный прокачивает свой сексуальный скилл. Умеет он соблазнять — так эту мышцу одну и юзает. Она уже изнылась от перекачанности, а он ее знай подстегивает, потому что она — его единственный пропуск в мир женщин, только ею и может он прикрыть срам пустоты и неумелости в глубоких отношениях.

Бабника жаль: несимметрично перекачанный уродец, наряженный в принца, и разоблачения следуют одно за другим всю жизнь.

Годные мужчины его презирают, потому что знают, что женщины ведутся на его демо-версию лишь на короткий срок, а потом выпинывают прочь. Впрочем, бабник уже знает, что пинок неизбежен, и наловчился быстренько прощаться сам, чтобы самооценку не латать слишком часто.
Завидуют его успехам только горе-пикаперы, ну да те — совсем уже не в счет.

Бабник себе не принадлежит, он как рекрутированный невидимой злой армией — и рад бы остаться с одной, но долг зовет отбывать казенщину чужих тел, и он отбывает, и думает это жизнь.

Случается некоторым бабникам соскочить на время с карусели обольщений, знаю историю, когда один такой ласково присасывался ко всем, под лозунгом «ищу единственную», при том что был безнадежно женат. И тут вдруг реально запал на девушку, нашел «ту самую», аж себя не узнавал: «Не хочется, — говорит, — никого кроме нее, вот это свобода! Наконец-то настоящая любовь!»

Ну девушка тоже вся в трепете: еще бы, настоящая любовь, что вы в ней понимаете, вот он разведется, и мы заживем в счастии и сладкой неге. Но жена решила девушку пожалеть, и написала ей что-то типа детка, мол, я понимаю, дело молодое, но ведь он бабник, посмотри на него внимательней, я с ним давно живу, успела уж понять и привыкнуть, а тебе оно точно надо? Девушка, конечно, гневно отвергла наговоры на любимого, но невольно стала подмечать повадки своего героя. А повадки-то его известные: черного кобеля не отмоешь добела. И как ни сладко было ей трепетать от любви, природная брезгливость взяла верх: нормальная женщина не станет иметь дело с порченой мужской породой.

Женщина физическую увечность в мужчине примет, а фейковость — никогда. А бабник — именно что фейк, как сумочка «шанель за триста» в ларьке у метро.