Исписав двадцать пять страниц
из отложенных прежде ста,
в голове уже есть финал,
колыбель для одной строки,
Столь живой, что вот-вот вздохнет,
и на белой щеке листа
Поцелуем замрут слова.
Ты их, Господи, сбереги!
Но ты взялся за новый лист,
и в рожденный тобой рассказ
Вдруг вмешался редактор…
Бог?
Или наглый писака-вор?
Он ворует свою строку,
исправляет на горстку фраз
И швыряет тебе в лицо,
мол,
лишайся теперь всего!
И шатайся теперь один,
и скули, как больной щенок,
И баюкай свою мечту,
не рожденную для тебя,
И в потоке ненужных строк
Захлебнись! Уходи на дно!
Понимая, что нет и дна
для того, кто себя распял.
Но однажды приходит мысль,
что прополз уже часть пути,
Дотолкал себя, как авто,
в чей груди опустевший бак,
И теперь остается…
что?
Лишь пустить под откос — катись!
Или все же признаться:
Да,
Я — свой самый опасный враг.