Я та, у которой «все хорошо» и даже тогда, когда боль разъедает.
И хочется просто уткнуться в плечо, но только вот рядом плеча не бывает.
Я та, о которой всегда говорят те люди, которые вовсе не знают,
Как много тех ран, что ночами болят, лишь видят улыбку, что их покрывает.

Я та, из разряда «смогу все сама» и та, что никогда не покажется слабой.
И есть рядом люди, но по жизни — одна, а хочется стать для кого-то той самой.
А хочется просто уткнуться в плечо, чтоб слезы не прятать, когда одиноко,
Чтоб кто-то заметил, что «все хорошо», так часто скрывая насколько все плохо…

Встаёшь с утра. Без слез и драм
Живёшь лет 30 на Голгофе.
И жизнь — игра да мишура.
А я пойду да выпью кофе.

Пусть в чувствах — полный тарарам,
И пусть глумится Мефистофель,
Все это — глупости и хлам:
Я вот пойду да выпью кофе.

А коль удастся отдохнуть
(Чтоб — дом, уют, любимый профиль),
Дай, Господи, еще чуть-чуть:
Давай пойдём да выпьем кофе.

Разбиваются — опять — на куски
все мечты, что я держала в руке.
Барабанит горечь грубо в виски
и болтает — на чужом языке.

Поднимаю я осколки с земли —
может, склею — зажимаю в кулак.
Но мечты уже — в дорожной пыли:
и не там я — и не с тем — и не так…

Только вишенкой на рваных краях —
на кусочках — тёмно-красным блестит
капля крови — от мечты острия,
от осколка, что сжимаю в горсти.