Поплавок нагло дремал, демонстрируя полную солидарность с уснувшим под мягким солнцем ветерком. Рыба, чуя опасность, обходила крючок стороной, предпочитая обшаривать скудные заросли речной травы подальше от берега. Тишина вокруг была непроницаемой, словно мир набили ленивой, дрожащей как призрачное желе, прозрачной ватой.

«Наверно, на червя можно было бы что-нибудь поймать. Не то, что на пустой крючок», — грустно подумала Смерть, неспешно и без всякого смысла подергивая удочку. Увы, ловля на червяка для нее была абсолютно невозможна. Любая живность, оказавшись в руке Смерти, вела себя так, как и должна была вести себя в руке смерти — умирала мгновенно и безропотно.

Смерть попыталась в очередной раз представить резкий нырок поплавка, упругое сопротивление попавшейся добычи, радость удавшейся рыбалки… Впрочем, рыба сама по себе была не интересна. Покой — вот что было по-настоящему важно. Редкие минуты покоя, безмятежности — это больше всего понравилось Смерти в единственном разумном, как ей казалось, изобретении человечества. Пожалуй, она и сама не смогла бы вспомнить, когда впервые удосужилась провести выходной у реки, — помнила лишь, что крючок был костяной, — но занятие это неожиданно понравилось, принеся настоящий отдых от постоянных хлопот.

Сегодня долго половить рыбку не удастся. До начала работы осталось чуть меньше часа из двух, доставшихся ей совершенно случайно. Видимо, сегодняшняя лень в природе способствовала перерыву в убийствах, несчастных случаях и прочих сверхурочных мероприятиях.

За спиной послышались шаги. Смерть быстро оглядела себя. Все в порядке, для всех она сейчас — обычная темноволосая девушка в белой футболке и джинсовых шортах с бахромой.

— Не помешаю? — послышался сзади негромкий, спокойный голос.

Смерть обернулась. Мужчина. Лет шестидесяти. «Шестьдесят четыре без малого» — тут же поправилась Смерть автоматически.

— Простите великодушно, барышня, но я всегда на этом месте ловлю, — улыбнулся подошедший. — Ничего, если сегодня мы вместе порыбачим?

— Пожалуйста. Мне все равно уходить скоро.

— Как улов? — поинтересовался мужчина, неспешно разматывая удочку.

— Не клюет, — коротко сказала Смерть.

— Не может быть! Здесь всегда хороший клев. Вы на что ловите?

— На хлеб, — ответила Смерть, вытаскивая из воды голый крючок. — Опять без толку съели! — притворно возмутилась она.

— Нет, девушка, на хлеб здесь ничего не поймаете. Только на червя! Никак иначе! Поверьте старому рыболову, — улыбнулся мужчина, демонстрируя банку с деликатесом, по его мнению, самым популярным в этой части реки.
— Я боюсь червей, — потупилась «девушка».

— Вот те раз! Одной на реке не боитесь, а червяка, стало быть, испугались?

Смерть сокрушенно пожала плечами.

— Ну, ничего, признаюсь без ложной скромности, я червей боюсь меньше, чем недовольства супруги. Хотите, я вам наживлю?

— Хочу, — невольно улыбнулась Смерть.

— Николай Григорьевич, — представился мужчина, выбирая червячка поаппетитнее. — Заслуженный пенсионер, — добавил он. — Потому «заслуженный», что пенсию свою заслужил честно. С четырнадцати лет трудовой стаж. Так-то вот!

— Настя, — почему-то назвала Смерть теплое человеческое имя.

— Вот, совсем другое дело! — довольно сказал заслуженный пенсионер, любуясь наживкой, возмущенно извивающейся на крючке. — Забрасывайте, Настенька!

«Настенька» взмахнула удилищем. Поплавок нырнул далеко от берега, радостно вынырнул и напряженно застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Смерть тоже застыла в азартном ожидании. Неужели? Неужели это возможно?

Поплавок еще немного поторчал на поверхности, скучая, потом резко, без криков о помощи, ушел под воду.

— Подсекай! — не выдержал Николай Григорьевич.

Смерть дернула удочку вверх. Всем своим существом она почувствовала, как на другом конце бьется, отчаянно сопротивляясь, долгожданная добыча. Впервые человеческое словечко «кайф» наполнилось для нее смыслом. Вот это охота! Не то, что на работе — пришла, взглянула, забрала жизнь и ушла. Как это говорят: «пришел, увидел, получил»? Сопротивление — вот что возбуждает по-настоящему!

Николай Григорьевич суетился вокруг, скорострельно давая массу наверняка полезных, но не услышанных советов. В воде сверкнуло серебро, и окунь, граммов на триста, взлетел в воздух, вытащенный в чуждую среду суровой, беспощадной рукой.

— О-ох! — выдохнула Смерть, с горящими глазами рассматривая свою первую рыболовную удачу.

— Молодчина! Молодец, Настенька! — по-детски радовался пенсионер. — Я же говорил: на червя надо, на червя!

— Николай Григорьевич, а вы не поможете мне снять его с крючка? — спросила вдруг «Настенька», пряча глаза.

— Этого вы тоже боитесь?

— Да. Тоже боюсь.

— Странный вы рыболов, Настенька. Как же можно любить рыбалку, и при этом всего бояться?

— Так я в основном атмосферу рыбалки люблю. Покой. Тишину.

— Понимаю. Да, атмосфера на рыбалке особая, ни с чем не сравнимая. — С готовностью подтвердил Николай Григорьевич, снимая окуня с крючка. — Куда вам его? — спросил он, пытаясь отыскать взглядом какой-нибудь судок.
— А возьмите его себе. — Вдруг предложила его компаньонка, снова пряча глаза. — У меня на рыбу аллергия.

— Странный вы все-таки рыболов, — задумчиво произнес Николай Григорьевич. — Может, подарите кому?

— Вот вам и подарю, — улыбнулась Смерть. — А вы мне за это еще червячка подарите. Идет?

— Идет, — серьезно ответил заслуженный пенсионер, протягивая руку.

Смерть сделала шутливый реверанс, стараясь держаться подальше от протянутой руки.

Николай Григорьевич рассмеялся и взялся за наживку.

Клев и в самом деле оказался неплохим. Оба рыболова то и дело вытаскивали сопротивляющихся сверкающих рыбин на белый свет. Смерть дрожала от азарта, попутно слушая рыбачьи байки, которые умело рассказывал ей новый знакомый.

— А знаете, Настенька, о чем я всю жизнь мечтаю? — спросил он внезапно.

Смерть вопросительно подняла брови.

— Я мечтаю о том, чтобы поймать настоящую рыбину. Большую! — он широко развел руки в стороны, демонстрируя размеры «настоящей» рыбы. — Я ведь никуда из нашего города не уезжал ни разу. Да, да! Так как-то жизнь сложилась. Здесь родился после войны, здесь вырос, женился. Дети мои тоже здесь живут, — так бы хоть к ним в гости ездил… А так хочется поехать на Север и поймать семгу. Семгу, представляете? Настоящую семгу. У нас ведь крупнее щуки ничего не взять. Да и та мелкая, как и речка наша. Ну, может, и доведется еще семгу поймать-то? А? Как вы думаете?

— Конечно, доведется! — убежденно ответила Смерть и присмотрелась внимательнее к собеседнику… Яркий солнечный день потускнел в ее глазах. Прозрачная вода в реке потемнела. Жгучая горечь заполнила древнее существо. Похоже, не просто так выбрала она эту реку.

Никогда Николай Григорьевич не поймает семгу. Никогда, потому что жить ему осталось пять минут и сорок шесть секунд… сорок пять… сорок четыре… сорок три…

И ничего нельзя поделать. Сердце. Надорванное работой, проблемами сердце не оставило старику ни одного шанса. «Я ведь ничего не решаю, не в моей это власти, — обреченно подумала Смерть, — я всего лишь прихожу и забираю жизнь — самое ценное в мире — чтобы не потерялась, чтобы возродилась когда-нибудь снова».

— Вот и я думаю, что доведется еще и семгу поймать, — сказал Николай Григорьевич, забрасывая удочку.

Со стороны создавалось впечатление, будто он попал крючком прямо в жадный рыбий рот — поплавок сразу ушел под воду. Николай Григорьевич подсек, потянул на себя.

И тут Смерть хитро улыбнулась и напряглась, сосредоточенно сощурив глаза и сжав губы.

Удочка перегнулась. Леска заходила из стороны в сторону. Николай Григорьевич едва не упал, с видимым усилием удерживая удилище в руках.

— Ох, Настенька, что же это? — с недоумением бормотал он, растеряно оглядываясь. — Что же это такое?

— Тащите, Николай Григорьевич, тащите! — отвечала та.

Леска, вихляясь, как пьяный по дороге в вытрезвитель, приближалась к берегу. В прозрачной воде блеснул немалый чешуйчатый бок. Река напряглась в последнем усилии и, не выдержав, отпустила свое. Огромная рыбина взлетела в воздух и, тяжело шлепнувшись к ногам рыболова, забилась на песке.
Николай Григорьевич смотрел на нее, открыв рот, и изумление на его лице медленно сменялось тихой, какой-то детской радостью.

— Это же семга… — счастливо выдохнул он. — Это же…

Три секунды… две… одна.

Так же, как и стоял, со счастливой улыбкой на губах, Николай Григорьевич схватился за сердце и медленно сполз на песок, рядом со своей последней и такой неожиданной добычей.

Смерть грустно смотрела на распростертое тело, на опрокинувшуюся банку с наживкой, на сорвавшуюся с крючка и неуклонно прыгающую к воде, трепыхаясь, маленькую плотвичку.

«Наверное, это и есть последний подарок смерти, — подумала она, — маленькое делать большим, большое — огромным». После чего исчезла, оставив на песке умершего человека, с умершей, но исполненной мечтой.