В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,
Помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник,
Никто не проник.

Жило-поживало веселое горное,
Горное эхо,
Оно отзывалось на крик —
Человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло,
Под горло
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет,
В обрыв упадет —

Крик этот о помощи эхо подхватит,
Подхватит проворно,
Усилит и бережно в руки
Своих донесет.

Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,
Дурмана и зелья.
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
Топот и храп —

Пришли умертвить, обеззвучить живое,
Живое ущелье.
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха,
Потеха
И эхо топтали, но звука никто не слыхал,
Никто не слыхал.

К утру расстреляли притихшее горное,
Горное эхо —
И брызнули слезы, как камни,
Из раненных скал.

И брызнули слезы, как камни,
Из раненных скал.
И брызнули слезы, как камни,
Из раненных скал.