Из напружинившейся почки, вхлипнув, сок в рывке отчаянья прорвётся на свободу… А там наивный зашевелится листок — и будет дерево выхаживать росток под необъятным простирающимся сводом. С рассветным часом бесприютная роса приляжет тихо на проснувшееся поле. И птичьим гомоном откликнутся леса, и отзовутся песней солнца небеса в необозримо-неразгаданной просторе.

В разгаре радости распустятся цветы, переговариваясь запахом духмяным. Тепло и нежность примет берег у воды, и сохраняя до полуночной звезды дары, прикроет мотыльков ночных туманом. И станут ночи сказкам вечности сродни, безумствам чувственного сполоха на зависть. И будут праздно ликовать златые дни, даруя негою на солнце и в тени, незабываемым восторгом вдохновляясь.

Созреет хлеб и отцветёт весёлый луг. Грибного запаха пригубит лес осенний… И станет дождик, выполняя ряд услуг, как исключительный актёр и драматург спектакли ставить на просторной вольной сцене. На расстающуюся с солнышком тропу из затенённого леска сберутся птицы… Залётный ветер одинокому снопу, надув в великом нетерпении губу,
напомнит резко, что пора, мол, торопиться.

И только маленький безумный человек на свет приходит не с улыбкою, а с плачем. Ему подарена душа и целый век, простые истины и времени разбег… и непременный поиск собственной задачи. Потратив силы на постройку царства лжи он откровенно царской будет ждать награды. И в кулачке зажав пустые миражи, всю жизнь, боясь греха, безудержно грешит.
А мог бы светло жить. Зачем ему так надо?