Диалог Старой Гитары и Гитарного Чехла.
— Дорогая, ты слышишь? Молчишь? Ну молчи, молчи.
Только мне ли не знать, что ты тихо дрожишь от боли.
А никто не придёт, и никто не зажжёт свечи,
Как ты, милая, ведь ты прожить не могла без воли?
— Я, как прежде, сама не своя без его руки,
Были грустные песни, он рвал их на полуслове.
Он мог нежно играть или нервно крутить колки,
Я ждала его пальцев и ранила их до крови.
Мы играли вдвоём, мы играли безумный джаз,
Он пах летом, смолой, иногда — городским туманом.
Никому из живущих и не было дел до нас,
Мы играли видениям, птицам и древним странам.
Ты ведь тоже там был, ты всё видел и слышал сам,
Помнишь сны, тополя, тонкий месяц и вкус дороги?
Я и он, веселы и подобны лесным богам…
Хотя, знаешь, не так, не подобны. Мы были боги.
— Это было давно, моя радость, дитя весны,
Или не было вовсе, приснилось, а мы забыли.
А теперь мы зачем-то и кем-то осуждены
Коротать в тишине нашу вечность из тьмы и пыли.
У тебя поцарапанный гриф и фонит струна,
Я же — стар и потёрт, и давно никому не нужен.
— А ты знаешь, как это, когда из груди волна?
И зовёт за собой в никуда, и влечёт, и кружит,
И вот, кажется — всё, остановишься, рухнет мир.
Потому и играй — до конца, раз уж жизнь мгновенна.
Строй гитарный всего две октавы — от ми до ми,
Почему я жила, как владычица всей Вселенной?
— Всё мечтаешь? А мне так паршиво, что просто вой —
Было так хорошо, что теперь вспоминать не смею:
У нас был человек, постоянно нас брал с собой
И носил на плече, я дышал человеку в шею.
Ты когда-то могла быть прекрасной и всё уметь,
И смеялась, как бог, и из тела рвалась в экстазе.
А теперь ничего, пустота, немота и смерть.
— Смерть? А что это — смерть?
— Расскажи мне ещё о джазе…