Вспомнил, папа
В старом и одутловатом лице Леся не сразу признала отца. Сморщенный нос, выжженные волосы, худое тело. На теле этом болталось что-то наподобие плаща. Иссиня-черные лохмотья, рваный шарф, чемоданчик с оторвавшейся ручкой и полные глаза печали. Он смотрел на нее… Так с ходу она и не смогла подобрать нужных слов. Странно, жутко, озадаченно. В душе вспышками поднимались самые противоречивые чувства: боль, обида, ненависть. А вот жалость? Ее Леся не могла обнаружить, сколько не пыталась. Корила ли она себя за бесчувственность и жестокость? Возможно. Но эта секунда укора меркла на фоне долгих лет равнодушия и забвения.
Последний шаг к тебе.
А от тебя
на сто шагов ушла.
Прости, помилуй!
Чужие люди ближе, чем родня,
И я беру невесть откуда
Силу.
Мой дом не пуст:
В нем и любовь и сад
С охапками ромашек и акаций.
Возможно, где-то двадцать лет назад,
С тобою я хотела повстречаться…
Он сунул руку в карман и вынул потрепанное фото. На нем толстощекая девочка с тугими косичками заливисто смеялась на руках широкоплечего усатого мужчины. Конечно, это была она. Комок к горлу катился со скоростью света. Ужасное чувство иметь чувства. Фото было подписано. Безусловно, эту дату она не могла не помнить. Все, как надо: лето, конфеты, солнце и любящая некогда семья. Супер. Теперь она должна прижать его бренное тело к себе и залиться слезами раскаяния? Увы. В сердце, которое не раз врачевалось валидолом и кофе, не находила она места для мужчины, стоящим сейчас перед ней. Оправданий не требует вся ее сущность. Ни от него. Ни от себя. Пройденный этап пусть остается пройденным. Запиликал ее мобильный. Мама… Такая родная, близкая, чуткая. Она, как верный пес, оберегала дочку от беспощадного мира, ругала и ждала, гладила руки, молилась на дорогу, откладывала и дарила, плакала и восхищалась. А кто он, этот темный дяденька с моей фотографией? Хочется ответить «Никто!» Но сердце не обманешь ни жестокостью, ни лицемерием. Он был ее отцом. Родителем. Точка. А годы уже взяли свое. Опыт покалечил и души, и тела. Написав на фото свой телефон, Леся быстрым шагом зашагала к трамвайной остановке. Нити души уже сплетались не в узлы, а кружева. Свобода, как чистое небо, поселилась в ее зеленом взгляде. Но ни нежности, ни любви не находила она в своём сознании. Перегорело.
Смахнув слезу, я выжду свой черед.
Теперь никто не сможет дать согласья
На то, чтобы жилось
Наоборот:
В любви и вере, в ненасытном счастье.
И ты живи, как можешь в этом дне.
Молись за сон, за хлеб и за свободу.
Поленья прошлого уже горят в огне —
Тебе и мне. Иль нам всем в угоду?
Ольга Тиманова, Нижний Новгород