Когда безысходность стирает любимое имя,
то кто-то извне заполняет возникший пробел.
Нам жалко себя, и мы, струсив, уходим с другими,
слияние душ имитируя трением тел.
Мы плачем и ищем, но нет ничего сокровенней
абсурда, который один и толкает дерзать.
Чем выше тональность, тем ниже возможность забвенья;
чем больше любовь, тем труднее её осязать.
Утратив рассудок в своих ненавистных квартирах,
мы стали всё чаще и чаще, судьбу торопя,
пускаться на тщетные поиски лучшего мира,
что, в общем-то, синонимично потере себя.
Мы так дальнозорки, однако и так близоруки,
мы море любви перейти порываемся вброд.
Но трение тел умножает душевные муки,
и горько до слёз от заполненных наспех пустот.