Мистер Баттерфляй
Зовут его Борис. Но сам себя он называет просто -Бо. Родители сначала ругали, а потом махнули рукой. Ну чего связываться с мальцом в четырнадцать? Переходный возраст, рваные майки, рваные мысли, настроение от уныния до вселенской эйфории: сначала слушаем запоем Роллингов, потом — о, ужас — Круга, а потом дошли и до ранних песен самой Успенской. Пусть. Родители Бориса были людьми демократичными, можно сказать дипломатичными, а главное — не истеричными. Бабуля с дедулей и того были «в теме»: по выходными рассекали на велосипедах по мостовой — (а дед умудрялся и наушники нацепить — вперед, мелкота!), летом в походы, по субботам любили пропустить по пятьдесят грамм красненькой, а бабуля до сих пор верила в Деда Мороза. Так что имя Бо никого не ввергло в транс, шок или депрессию.
Но только один Бо не считал свое новое имя производным от имени. Бо -это Баттерфляй (упустим некоторое несогласование с орфографией). Баттерфляй — бабочка. Любая: дневная, ночная, красная, сиреневая в желтую крапинку. Он писал про них рассказы и стихи, слагал поэмы. Все было аккуратно пронумеровано, сложено в стол. Он считал себя свободным ото всего и ото всех. Его главным желанием было -летать. Нет, конечно, не в прямом смысле. Пока, по крайней мере. Свобода и полет — его главные мысли с утра, в обед, на ночь. Ни привязанностей, ни обязательств, ни шаблонов, ни законов, ни -че-го. Чистое небо, вольный дух. Бабочки любят свет? Бо тоже его любил. Он вставал летом тогда, когда первые лучи обожаемого им солнца только начинали освещать дома, листья деревьев, нежную траву их скромного сада, щекотали его щеки. Зимой он спал при свете ночника. Свет! Свобода.
Она летит, она живет
В свечении лампад. В цветенье!
Летит, покуда не умрет
До следующего рожденья.
Она прозрачна и легка,
Огонь и риск. И жажда жизни.
Вот превращается рука
В крыло всей силой дерзкой мысли…
Он любил читать Мураками и Блока, понимал Пикассо и Аполлинера, уважал местного бомжа Зюка за открытость и свободомыслие, и неважно, что он не имел рубля и крыши над седой головой, зато воровал с умным лицом газету «Правду» из ящика тети Капы, громко отхлебывал из трехлитровой банки чай и восклицал: «Вот ведь делааааа!». Потом уходил в подвал и громко храпел. Он тоже был Баттерфляем в своем роде. Только грязным и немного обросшим. Но — свободным. Никто ему не был указом-даже тетенька из ЖЭКа, даже дворник, гонявший его порой, как щенка. Зюк всегда находил слова поддержки в свою сторону. Умным он был. Окончил филфак. Работал преподавателем литературы, много знал. Бо всегда с ним здоровался, приносил сардельки с макаронами, слушал интересные рассказы из его прошлого и много гулял с Зюком по саду. Никто, разумеется, не понимал их общения. Хотя Бо честно говорил, что у них с Зюком не просто слова-словечки, а искренняя дружба поколений. Свобода действий, свобода мыслей и что-то там еще, непонятное разуму большинства. Шаблонность и козырность не про них.
А может в этом странном дне
(С безумием, бесстыдством, ленью)
Рождается звезда во мне
по разуменью и веленью
каких-то призрачных планет,
соединенных Богом. Небом.
Мы жили до себя сто лет,
Другим владея словом, телом.
Ии вслед часто верещали малолетки, попивающие пивко у калиток старых дач (ну, оно и понятно: пиво, айфоны и пустозвонная музыка- вершили современность): «Эй, вы- инопланетные! С какой планеты путь держите?»
И злое улюлюканье продолжалось до тех пор, пока спины Бо и Зюка не скрывались за россыпью белых берез. Языки и сплетни, мир, погасший и пока не очищенный от злобы- был им неведом. Сердца — вот что объединяло двух похожих и непохожих личностей.
Бабочки кружились в танце. Вечерело. Бо и Зюк грызли семечки. Тишину нарушал только легонький шум от крылышек разноцветных бабочек: розовые, зеленые, белые, желтые. Они порхали свободно и легко. Подлетали к ним и даже садились иногда на указательный палец Бо, не боясь, будто чувствуя родную душу.
Есть на земле и свет и Рай,
Им уготованный. Роскошный.
Летит по жизни Баттерфляй,
И солнце хлопает в ладоши.
Собою быть — великий миг.
Летит душа, лаская весны.
Его прекрасен взгляд и лик,
Собою быть легко и просто.
Есть на земле и свет и Рай,
Летит к огню мой Баттерфляй…
Ольга Тиманова, Нижний Новгород