Это неправда, если говорят, что у вахтеров-охранников оружие допотопное и стрелять они из него не умеют и боятся. Вот у Ворот порта работал себе всю жизнь один охранник, по хворости здоровья приспособился сутки через трое греться у батареи, проверял пропуска и пил чай под репродуктором. Безвредное, в сущности, создание, хотя и склочное.
И вот проходит днем один из начальства. Охранник его что-то спрашивает. Тот идет молча. Охранник его хватает за рукав. Тот вырывается и посылает его. Охранник цепляется и орет. Начальник рявкает и сулит кары, уходя. Охранник гонится, но он хроменький, и тот удаляется.
Охранник вопит:
- Стой!!! — Хватается за старинную потертую кобуру на ремне, вытягивает облезлый военной эпохи ТТ (прекрасная, кстати, была машина), дергает затвор: — Стой!!!
Начальник оглядывается, резко ускоряет шаг — и получает пулю точно промеж лопаток.
Время обеденное, народ по территории туда-сюда ходит. То есть уже не ходит, а остановился на выстрел и смотрит. И ближайший мореман охраннику:
- Ты чего?..
Баба заполошная:
- Уби-или!
Мореман — на охранника. У охранника глаза белые, слюна кипит — шарах мореману под узел галстука!
- А-а! Суки, гады, падлы! Все сволочи!
Народ врассыпную за углы и в подъезды. Охранник садит навскидку гильзы отщелкивают: один споткнулся, второй сковырнулся — и все чисто. Вымерло поле боя.
На выстрелы бежит милиционер из здания:
- Стой! Бросай оружие! — А тот хрипит: «Всех перестреляю!»
Шарах милиционер над пряжкой ремня! — лежит милиционер.
Народ в окна глазеет — шарах через стекло! присели у подоконников. Телефоны накручивают: стрельба, налет, диверсанты, трупы! Мчатся газики с милицией, гремят в мегафоны — охранник озирается, выбегает на тротуар, хватает какую-то проходившую девку и, прикрываясь ею, как в гангстерском кино, начинает отстреливаться. Выглядит все как чистый Голливуд! Милиция, укрываясь за машинами, внушает: «Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь!» А он палит по всем силуэтам в пределах видимости. У ТТ прицельная дальность сравнительно неплохая.
Вот вам простой советский охранник. У него было четырнадцать патронов. Две обоймы. Он тринадцать раз выстрелил и тринадцать раз попал. Трое убитых на месте и десять раненых, из них еще двое умерли в больнице. И последнюю пулю пустил себе в висок.
По скорой семь машин кинули, летели потом под сиреной, как санитарная автоколонна, население балдело: не то учения, не то стихийное бедствие.
Так что потом оказалось. Ему квартиру должны были дать. Лет пятнадцать ждал, как водится. Очередь подошла — и опять дали другому. Потом — еще одному блатному. Квартирный вопрос вообще сильно нервирует, он озверел. Дома пилят, жена больная, дети взрослые, строят планы и мечтают о новой просторной жизни. Он закатил на месткоме скандал, ему пригрозили за давнюю попойку вообще снять с очереди, может увольняться и жаловаться — а тот из начальства как раз был председателем жилкомиссии. Они в проходной слово за слово и схлестнулись: «Не дашь квартиру? — Да пошел ты!.. — Ну я тебе покажу!» И показал.
А ту девицу, его заложницу, привезли в милицию и два часа снимали показания: где шла, что видела, что слышала, как была схвачена, да не знала ли его раньше, и прочее. Дали подписать и отпустили с Богом.
Отошла она сто метров и села на асфальт, потеряла сознание. Приехали — все по нулям, поздно. Заинтубировали, стукнули, качали — какое там, не откачали. Инфаркт, умерла на месте. Двадцать два года. Не потянула сердечно-сосудистая система такого стресса.