1983-й год. Дрезден, восточная Германия.
День
Х. То есть в военном гарнизоне ГСВГ выдали зарплату. Дабы не нарушать
славные традиции, группа старших офицеров в составе пяти человек
единогласно принимает решение: отметить это дело рюмкой чая за дружеской
беседой. Когда «на штанге» у каждого было грамм по семьсот, решили
направляться в сторону дома.
На автобусной остановке —
не многолюдно, лишь несколько немцев. Наши останавливаются в сторонке
и, почти не покачиваясь (годы тренировок!), ожидают автобус, продолжая
беседовать не на повышенных тонах. Через пару минут на сцене
нарисовывается о-о-очень среднего возраста немка с каким-то бобиком на поводке. Шавка небольшая, породистая, но из категории «мозгов чуть
меньше, чем у валенка». Что ей не понравилось в русских — одному
собачьему богу известно. Может, наша форма, может, ботинки у кого-то не тем кремом начищены. В общем, это противное созданье набирает побольше
воздуха в легкие и начинает непрерывно истошно гавкать на подполковника.
Мужик,
явно не любящий, когда его перебивают, не раздумывая, выдает шавке
хорошего пенделя. Теперь истошным криком заходится немка. Поскольку
уровень немецкого у наших — на уровне «данке-битте», никто ничего из ее тирады не просек. Зато все прекрасно понял полицейский, проходивший
неподалеку. Услышав, что это — далеко не благодарность доблестным
советским офицерам за непосредственное участие в сложном деле дрессуры,
решает вмешаться. Остановив землячку на полуслове, обратился по-немецки к нашим. Кто-то все-таки, окончательно исчерпав запас немецкого, выдал:
нихт ферштейн! Полицейский достает из нагрудного кармана книжку с бланками штрафов, что-то заполняет и знаками показывает подполковнику:
20 марок. Тот, пожав плечами, спокойно достает наличку из кармана. Как
назло, только купюры по 50. Полицейский, пошарив по карманам, опять же знаками объясняет: сдачи нет. Все офицеры начинают рыться по карманам,
но подполковник выдает: — Ребята, все пучком, ща улажу.
Успокаивающий
жест в сторону полицейского, говорящий: сдачи не надо! Потом
разворачивается и… от всей души в… вает еще раз шавку. Та, визжа в унисон с хозяйкой, на поводке описывает идеальную окружность и приземляется в аккурат на исходную позицию.
Полицейский с диким
гоготом складывается пополам, немцы на остановке цепенеют, на лицах
офицеров эмоций не больше, чем у индейцев… Хозяйка подхватывает шавку
подмышку и уносится, обгоняя автомобили. Через пару минут полицейский
немного приходит в себя, и, икая и всхлипывая… прячет в нагрудный
карман квитанции.
Подходит автобус, наши невозмутимо загружаются. На остановке остаются абсолютно все оцепеневшие немцы в ожидании следующего
автобуса. С места действия, не торопясь, удаляется полицейский,
размазывая слезы по лицу.