Пляши, пляши, мой печальный шут. Корми толпу и смеши людей.
На мостовой голоса и шум, и время бьется — сейчас и здесь.
Терпи побои, ты к ним привык — что сделать челяди площадной,
когда ты видишь такую высь, что не сравнится с их мрачным дном?
В тебе, насмешливом, хлещет жизнь — словами, горлом. Ты гол и нищ.
Держи ладони мои, держи, — через касание льются дни,
одни и те же — с тобой, другим, совсем другие — с тобой одним.

И смолкнут на мостовой шаги.
И голосов оборвется нить.

Но мне — с тобой, а совсем не к ним.

а за правильным из глаголов,
как обычно, еще — тянись.
приходи ко мне только голым,
без привычной тебе брони.
предрассудки про защищенность —
это, в общем-то, не ко мне.
потому что не быть прощенным
не признавшемуся в вине.
отгораживаться от лишних,
запрещать: «не разрешено».
тем страннее, что вновь не ищет
связи кто-то, совсем родной.
всех чужих отводя рукою,
убедительным «не рискуй»,
… показать весь текст …

А у мира для нас будет сотня своих вопросов.
Переменных и непременных полей и фишек.

Пахнут руки твои сандалом и абрикосом, колкой солнечной пылью в ложбинках кедровых шишек.
В нас поместится, слишком сильных и слишком юных, катастрофа и счастье колючих противоречий.
Посмотри, эти новые весны уже поют нас — значит, скоро нам будет светлее, теплей и легче.
Старый мастер нас выреза’л из древесной кожи. Бросил семя в поля снеговые — оно воскресло.
Абрикосовый цвет ловит солнце у бездорожья — и оно розовеет, закатом укрыв окрестность.
В нас так много души — обжигаться, что мир прекрасен. В нас так много всего нерасказанного копилось —
что теперь целый мир восхищает нас буйством красок, жарким счастьем в груди разливается нестерпимо.

Мастер пел о любви, покрывая фигурки лаком, чтобы сердце древесное, песню впитав, рыдало.

Мы ожили весной. Абрикос лил закат