Жизнь — она эта… как джаз, короче: не знаешь, что будет через два такта. Вот и у нас недавно…
Живу я, братцы, в девятом этаже столькижеэтажной днепропетровской коробки. Живу весело: наш дом — мечта вуайериста. Соседняя десятиэтажка стоит параллельно нашему дому и перпендикулярно любопытствующим взорам. Быт этих самых визави виден как на ладони. А, с учетом жаркого времени года, и во всех подробностях. Но речь не об этом.
В 10-м этаже столькижеэтажного дома напротив живет Вова-люмпен. Он дюже полюбляет несвежее пиво из недопитых кем-то бутылок, дам такой же свежести, а особенно любит он многодецибелльно поскандалить. Не раз с его балкона, повинуясь земному притяжению, плавно пикировали женские трусы разных размеров и косметички. Не раз в его кухне безуспешно проверялись на прочность стекла. Не раз к нему заходил неуловимо-сказочный персонаж: этот… участковый — во.
Первый этаж осчастливил своим проживанием Сережа. Собственно, человек он больной, получает пенсию по инвалидности (невменяемости) и любит так же громко… правильно: поскандалить. И творит он сие не только громко, но и с применением подручных средств, типа канистры с бензином или еврошвабры, образца 1998 года.
А теперь о главном:
Крашу я оконные откосы и курю себе. Птички чирикают какую-то попсу. Где-то кошка орет, ей вторит расстроенное пианино, дети бегают, бомж у бункера возится… Короче, все как всегда. И вдруг…
…подъезжает «Жигуль», каких-то диарейных колеров, с такой же окраски прицепом.
Из машины выходят трое:
1. Цыганка с сигаретой в зубах, вооруженная миноискателем;
2. Цыган в грязной майке и трениках «Одедаs», с кайлом и лопатой;
3. Славянской внешности тип, с ломом наперевес.
Троица работает слаженно: цыганка надевает наушники и обследует миноискателем хилый промежуток между нашими домами. Затем делает загадочную стойку, от чего ее грудь увеличивается с 8-го на 10-й размер и, спустя 3−5 секунд, что-то говорит своим мужикам. Те принимаются копать, а она продолжает разминирование, расшвыривая ногами сброшенные Вовой пластиковые бутылки…
Да, забыл добавить: троица работала не только оперативно, но и чисто. Никакой мазафаки после себя они не оставили, все ямки засыпали и утоптали — не подкопаешься.
Таким образом, за каких-то полчаса, нарыли они около 80−100 кило шлаковых слитков, обрывков каких-то тросов и прочих гвоздей. Оба дома, включая неадекватных сограждан, молчаливо наблюдали за их слаженной работой.
Настал черед грузить нарытое в прицеп, цвета казантиповского чемодана. И тут началось…
Сначала заорал Вован. С десятого этажа он возвопил столькижеэтажными матюками, призывая общественность воспротивиться наглому посягательству на ископаемые нашего двора. Общественность, в лице курившего на лавочке Сережи, моментально отозвалась. Теперь фольклор звучал в стереоформате. К сиплым баритонам соседей подключилось истерическое сопрано бабульки из нашего дома, затем еще несколько возмущенных голосов, среди которых угадывался бас Николая Трофимовича с 4-го этажа, не пожелавшего показаться из окна, опасливо орущего из глубины комнаты. Хоровая тема сводилось к одному: «Цыгане, нафиг с пляжа!..» Рефреном звучало вольдемаровское: «Ох…ли совсем!»
Короче, под негодующие вопли местных блюстителей законности, табор неспешно погрузил добычу в прицеп, цвета пьер-ришаровского ботинка, занял места в салоне и укатил в свою Цыганию. Мне оставалось около пяти минут ржачки с перманентным балансированием на подоконнике: страшно падать! Жизнь-то хороша, пусть и жить не всегда хорошо, но весело! Жаба — она такое животное, что не даст соскучиться.
Кстати, откосы я в тот день так и не докрасил. Нет, не лениво мне было — просто валик уронил.