— Слышь, Васек, а ты жену свою ревнуешь? А я вот свою Надюшку поначалу жутко ревновал, хотя поводов она как будто и не было. Ух, хороша была! Ну и поглядывали на нее мужики. А мне их взгляды - что серпом. Вот как-то положили меня с радикулитом. Надюша навещала меня через день. И тут на нее все пялятся — кто хромой, кто косой, а все туда же. Убил бы!
Ну вот, навестит меня Надя, пожалеет, да уходит. Мне вроде и легче становится, а потом тоска забирает. Она ведь одна дома оставалась - детей у нас еще тогда не было. Одна, да красивая, и все нее зарятся. У, паразиты!
А в курилку выползешь — вообще одно расстройство. Соберутся там, понимаешь, мужики, да давай травить анекдоты типа «муж в командировке». Наслушаюсь, потом спать не могу.
Короче, не выдержал я. Думаю: была не была, пойду домой с инспекцией. Вечером удрал из больницы. Задами пробрался к дому. Смотрю, на крылечке сумка Надина. Замок отомкнутый висит. А тут и голос ее слышу. Высунул я голову из-за угла. Так и есть! Она с соседом моим, Толькой. Облокотились оба на забор — каждый со своей стороны, и мило так беседуют.
Потемнело у меня в глазах. Жена Толькина, Вера, на «скорой» ночами дежурит. А Толька, гад, тут как тут, к моей жене клинья бьет. Ну, не ждал я от него такой подлости!
А Надька-то, Надька! В больницу придет: «Ах, Колечка, ой, Колечка!» А сама?!
Ну, думаю, погодите, я вас щас подловлю! И залез под нашу кровать. Лежу, жду. Тут поясницу опять прихватило. Да где ж вы, гады? Шли бы, что ли, скорей, свое черное дело делать.
Наконец, шаги слышу. Замер, не дышу. Вот Надя разделась и легла. А в моей красотулечке весу тогда было под восемьдесят кило. Вдавила она меня в пол панцирем, поелозила, и зашелестела страницами — книжку начала читать.
Так, а где же, этот козел, Толька? Дышу уже кое-как, но жду. А Надька почитала минут десять, потом щелкнула выключателем и … засвистела носом. Вот те раз! Провалилась моя ревизия с треском. Я сам себя поймал — никак из-под кровати выбраться не могу, так поясницу свело. И разбудить жену боюсь: как бы чего с испугу с ней не случилось.
Но делать-то нечего, и я рискнул. Постучал кулаком в стенку. Надя свет включила и испуганно спрашивает: «Кто здесь?»
А я из-под кровати блею: «Наденька, я это». Надюшка заглянула под кровать и свалилась на пол.
«Ты как сюда попал?» — лепечет.
Пришлось все выложить. А она заревела — обиделась. И еще обозвала меня этим, как его… Да: «Отелла ты, говорит, дурацкий». Успокоил я Надюшку как мог. Насколько спина позволила. И с той поры верю как себе. Хотя «Отеллой» она меня нет-нет да назовет. Заслужил!