От глупости происходящего дух захватывает, так и шагаю, почти неодушевленная, а город опять чередует витрины с хатами, ряженых с казаками, платаны с кленами. Устроено так, что мир состоит из улицы, на ней происходит жизнь. За ее пределами в трущобах районов с рекой поезда целуются, и эту любовь не велено переделывать. А кто мы такие, в сущности, — пепел космоса, нам море играет, вторит дорога горная, но речь наша, осязаемая и косная, становится неподвижной, как имя города. Здесь каждый адепт — не гамбургера так урбана, не хипстер так микроблогер, помилуй, господи. И улица, улица, словно невеста убрана, сквозь ребра высоток сияет, как сердце в остове. Здесь каждый имеет имя, его имевшее, умеет не помнить об этом, сливаться с местностью. Но если был Петр, то был Алексашка Меньшиков, Екатерины вторые и неизвестные. Иди себе с миром, забредший сюда по случаю, кивай монументам, корми голубей на площади. Вот только не надо о том, что ты хочешь лучшего, хотел бы лучшего, так изъяснялся проще бы. Тебя не найти ни в списках, ни в публикациях, ни в спальнях юности, ни на пороге зрелости.
Если устанешь сам от себя скрываться — выходи, потанцуем, когда наберешься смелости.