.
«Сюда подходите, синьоры, —
здесь продаются письма.
Самые настоящие —
видите штемпеля?
Прошу не отклеивать марок, —
читайте, не торопитесь…
Писем на всех достаточно —
целые штабеля.
Пожалуйста, век восемнадцатый:
„…Я буду вас ждать хоть вечность“.
Пожалуйста, век девятнадцатый:
„…Я буду вас ждать хоть сто лет“.
А вот и двадцатый, синьоры:
„…Чего ты всё крутишь и вертишь?
Уже я потратил два вечера,
а результата нет“.
Вот первая мировая,
а это уже вторая…
(К несчастью, цензурные вымарки
временем не сняло.)
А если третья случится, —
синьоры, я представляю,
и вы представляете, думаю, —
не будет писем с неё.
Синьоры, по-моему, письма
дороже всяких реликвий,
но продают их дёшево,
а я покупаю, старик.
Письма — странички разрозненные
книги, быть может, великой,
но нету такого клея,
чтоб склеить все вместе их».
«Синьор, вам не кажется странным,
что вы — продавец писем?»
«Странным? А что тут странного?
Ага, угадал — вы поэт…
А вам не кажется странным,
что вы продавец песен?
В мире так много странного,
а, в сущности, странного нет…»