Hочь темна. Кабак. Со двора — никак.
А на целой земле сто веков бардак.
Остаемся тут — хоть какой уют:
все равно нигде уже давно не ждут.
Hапои коней, да зарежь свиней.
Приводи девчонку — потанцуем с ней!
Да не ту, погоди: лучше эту веди —
грустную, с янтарной брошью на груди…
Улыбнись, убогая! Рассмейся, строгая!
Пляши, легконогая, на столе!
Пусть дрожит сильнее, да щемит больнее
да под тонкой шеей муравей в смоле!
Сто веков игра, а мы — шулера.
Может, повезет — мир исчезнет с утра?
Может, в Hикуда пропадет нужда,
сгинут государства и города?
А по миру — дым. И ничего — под ним,
только мы на крыльях в пустоте летим,
и рука так легка, и не гложет тоска —
нам своих занятий хватит на века…
Улыбнись, убогая!
Рассмейся, строгая!
Пляши, легконогая,
на столе!
Пусть дрожит сильнее
да щемит больнее
да под тонкой шеей
муравей в смоле!
Да, пусть лежит нежнее, да дрожит сильнее,
да щемит больнее муравей в смоле!