По громкой связи одно и то же- задержан рейс в Вашингтон на час. Все терминалы чуть-чуть похожи. В кофейне хрипло мурлычет Zas. Ночное небо пестрит огнями — идёт на взлёт самолёт в Пекин, маршруты в Осло, Стамбул, Майами сплелись в узоры под шум турбин.
Ему уютно. Аэропорты — почти с героев толпой роман, в котором строки частично стёрты, кого что ждёт догадайся сам. Допит эспрессо, отчет написан. Он смотрит сонно по сторонам — за стойкой средней руки актриса, снялась что в парочке мелодрам, на стульях пестрый ковёр туристов, у окон шумная детвора. Ему бы виски — грамм двести/триста, и пусть зальется в груди дыра.
— Ну, здравствуй. Надо же. Вот так встреча, — знакомый голос из-за спины. — Ну, здравствуй, — мягко в ответ Он шепчет. Сбылись молитвы Его и сны. Над Ней как будто не властны годы. К коленям юбка в горошек льнёт, в глазах закаты все и восходы, улыбка — тронутый солнцем лёд.
— Присяду? — смотрит на кресло рядом, как будто что-то Ей запрещал. — Конечно. Как ты? — мозолит взглядом. — Отлично. Как ты и обещал. Лечу в Милан навестить подругу. Не отпуск, так, знаешь, пара дней. А в целом всё как всегда, по кругу. Как тЫ? В порядке? Всё также с ней?
— Женился. Дочке уже четыре. Меня повысили год назад. Закончил только ремонт в квартире, я факту этому крайне рад, — вздохнет. Не жизнь, а счастливый случай. На зависть всякому, даже Ей. Вот только в пору кричать: «Не мучай. Вернись. Прости. Обними. Согрей.» — А у тебя как на личном фронте? — спросил, но проще не знать ответ. — Что? Обязательства? Нет, увольте, — смеется, будто Ей двадцать лет. — Ты помнишь, сам мне сказал когда-то, что я не создана для семьи? Так вот, какая сегодня дата? Семь лет я верю словам твоим.
По громкой связи одно и то же — идёт посадка на рейс в Милан. Она хватает свой макинтош и компактный бежевый чемодан. «Увидеть рада была. Пойду я». Он правду снова Ей не сказал.
Пусть на руках Он несёт другую,
Её поставил на пьедестал.