Пятидесятые годы, Москва, последние школьные каникулы перед выпускным классом. После длительного периферийного проживания в отдалённом закрытом северном городке — гарнизоне подводников, я с восторгом окунулся в атмосферу, как мне казалось, необыкновенно счастливой послевоенной жизни жителей столицы.

За относительно короткое время я успел несколько раз побывать в Третьяковской галерее, на футбольном матче с участием кумира всех мальчишек — вратаря Алексея Хомича, посмотреть в театре «Эрмитаж» очередную программу Леонида Утёсова, оркестр Эдди Рознера в летнем театре ЦПКО им. Горького.

В этом же парке пользовался большой популярностью аттракцион «Гонки на мотоциклах по вертикали». Впервые попав на представление, я поразился смелостью, мужеством двух мотогонщиков, выполняющих невероятно крутые и рискованные, пересекающиеся виражи по вертикальной стене круглого деревянного сооружения.

Вторым мотоциклом управляла молодая, потрясающе красивая женщина — Наталья Андросова. С чувством восхищения и восторга смотрел я на эту сказочную красавицу, легко исполняющую сложные и опасные трюки. Невозможно было не влюбиться в эту яркую амазонку.

Ещё несколько раз я приходил на представления, чтобы только ещё и ёщё взглянуть на неё. Но, увы, праздник заканчивался, пора было возвращаться к серым будням начавшихся школьных занятий.

Значительно позже я узнал о необычной судьбе легендарной мотогонщицы. Её дед был внуком Николая первого, и после скандальной любовной истории его разжаловали и перевели в Ташкент, где он занимался строительством ирригационной системы. В знак глубокого уважения за свой полезный труд деда прозвали Искандером, что значит Великий.

Искандер — теперь была его новая фамилия и титул, который он передал по наследству сыновьям Артемию и Александру — отцу Натальи. Вскоре Александр Николаевич женился на матери Натальи, происходившей из древнейшего польского дворянского рода.

В 1915 году у них родился сын Кирилл, а в 1917 году дочь Наталья. Во время революции отец Натальи воевал на стороне белых и ушёл с её отступающими частями за границу. Наталья с братом и мамой осталась жить во дворце деда, откуда в 1922 году переехала в Москву.

Вскоре их мать повторно вышла замуж за Николая Андросова, который записал детей, как своих, дав им отчество и фамилию, избавив тем от многих неприятностей.

Наталья росла отважной, рискованной и активной девушкой. Занимаясь в спортивном клубе «Динамо», она увлеклась мотоциклами и мотогонками, а в 1939 году начала работать на аттракционе «Гонки по вертикали» в парке им. Горького. Во время войны осталась в Москве, работала на грузовике.

Жила Андросова с братом и мамой в подвале на Арбате, увлекалась поэзией, имела широкий круг друзей среди известных поэтов и писателей. С довоенных лет в неё был влюблён поэт и драматург Александр Галич.

Были ли его чувства взаимны история умалчивает, но именно он в августе 1953 года впервые познакомил Наталью Андросову с писателем Юрием Нагибиным, о чём Юрий Маркович подробно вспоминает в своём опубликованном дневнике:

«В один из душных, раскалённых дней, в восьмом часу вечера раздался телефонный звонок.
— Юрушка, ты что делаешь? — послышался вкрадчивый голос Саши.
— Ничего. Я один. Все уехали на дачу.
— Хочешь видеть меня с двумя очаровательными дамами?
— Но мне нечем принять настоящих дам. В доме шаром покати. Кажется, есть кофе.
— Мы всё привезём. Берём такси и едем. — Саша сразу положил трубку.

Мне вспомнилось наставление Драгунского: никогда не поддавайся, если товарищ напрашивается к тебе с двумя дамами, вторая обязательно окажется крокодилом. Я пожалел о своём опрометчивом согласии, но отменить его не было возможности. Я едва успел прибрать в комнате, помыть рюмки и бокалы, когда восторженный лай эрделя Лёшки возвестил о приходе гостей.

Я открыл дверь и пережил одно из самых сильных потрясений в моей жизни. Как будто цветы внесли под звуки тарантеллы в убогую квартирёнку. Она наполнилась благоуханьем, светом, звенью молодой великолепной жизни. И не скажешь, какая из двух красивей, настолько они разные.

Одна — нордического типа: высокая, стройная, с развёрнутыми плечами, пепельноволосая, с матовыми серыми глазами, другая Дина Дурбин — один к одному. С гордостью принца — консорта Саша представил нордическую красавицу, назвав полным, хоть и утраченным титулом, затем её подругу, артистку эстрады, работавшую в номере знаменитого эксцентрика.

Меня ошеломили королевское происхождение и спортивная слава Княжны, но сразила меня не она, а Дина Дурбин, что весьма обрадовало Сашу. Оказывается, они с княжной были знакомы ещё до войны, но как-то не угадали друг друга, а сейчас пришло отнюдь не запоздалое прозрение.

Вот такой странный ход придумала судьба, чтобы перевернуть мою жизнь: в скором времени Дина Дурбин стала моей женой. Не было у меня ничего прекраснее той поры «парных» романов. Мы старались не разлучаться.

Ходили вместе на выставки, в кино, на концерты, часами простаивали в деревянном павильоне, который Княжна сотрясала чудовищным громом своего ревущего, плюющегося голубым дымом мотоцикла, обедали и ужинали в ресторанах, где возникла какая-то домашняя, доброжелательная атмосфера. И стучали в висок пронзительно и волнующе, как свановская нота в сонате Вентейля: «Сталин сдох!.. Сталин сдох!..»

Эту историю мне хочется продолжить из сегодняшнего дня. Я никак не мог отыскать нужную мне улицу возле метро «Молодёжная». В двух шагах от большой магистрали никто и слыхом о ней не слыхал. Но я всё же отыскал эту унылую новостроечную улицу и как-то высчитал дом, проехав его, поскольку на нём не было номера. Когда я разворачивался, в машине что-то заело, и сигнал завыл сиреной.

Я никак не мог унять истошный вой, захлопали окна, на мою голову обрушилась злая и справедливая ругань. Наконец вой стих, я развернулся и подкатил к подъезду, увидел сидящих на завалинке старух и узнал её раньше, чем она поднялась, опираясь на костыли

— Ну, здравствуй.
— Здравствуй.
Мы поцеловались, встретившись через жизнь.
— Ты не знаешь, что за сволочь там гудела?
— Знаю. Это я.

Она засмеялась, и я сразу увидел её такой, какой она была тридцать пять лет назад. Это окружающие старухи отбрасывали на неё свой тускло-тленный отсвет да костыли сбивали глаз с цели. А теперь я видел: загорелое лицо с крепкими высокими скулами, чудесные серые глаза, пепельные волосы, благородная стать, а в жилах Наташи текла царская кровь.

Правда, её отец Романов, белая ворона в державной семье, был лишён великокняжеского сана за мезальянс — женился на женщине незнатного происхождения. Таким образом, Наташа оказалась не великой, а простой княжной, но крестила её греческая королева. Этого было более чем достаточно, чтобы испортить жизнь.

Дальше семилетки её не пустили, Наташа пробавлялась то шитьём, то черчением, то спортом, то шоферила. И от всей этой жизни полезла на стену — в буквальном смысле слова, вошла в номер мотоциклиста Смирнова: гонки по вертикальной стене. Кто из старых москвичей не помнит легендарную Наталью Андросову, сотрясавшую деревянный павильон в ЦПКО своим бешеным мотоциклом?

Бесстрашная красавица стала королевой старого Арбата, где жила в полуподвале, лишь с приходом Булата Окуджавы началось двоецарствие Межиров и Вознесенский посвящали ей стихи, Юрий Казаков сделал героиней рассказа.

Случалось, Наташа падала, ломала кости, попадала в больницу. Но, подлечившись, снова входила в свой смертельный номер. Для Наташи её спортивная страда обернулась костылями. Измолотые хрящи срослись намертво, каждое неосторожное движение оборачивается скрутом боли.

Костыли не вздыбили ей плечи, не испортили фигуры, упираясь сильными руками в перекладины, она подвешивает своё по-прежнему безукоризненно стройное тело. Так же стройны её длинные ноги, только не могут сами ступать.

Мы поднялись на лифте. Дверь квартиры была нараспашку.
— Доверчиво живёшь!
— Да кто ко мне полезет? Что у меня взять?
Взять и правда нечего. Разве только тринадцатилетнюю маленькую дворняжку с седой мордочкой.

Стол, шкаф, два-три стула, узкая лежанка, полка с книгами, несколько фотографий. Среди них карточка подростка с нежным, добрым, благородным лицом. Это Наташин кузен Алёша — наследник русского престола, расстрелянный вместе со всей семьёй в екатеринбургском подвале.
Наташа протянула мне листок бумаги со стихами, я ещё издали узнал чёткий Сашин почерк. По-моему, стихи эти не были опубликованы. Вот они:

НАТАШЕНЬКЕ.

Буду ждать привета, слова, вести,
Где бы жить теперь не довелось
Если уж нельзя быть вместе, вместе
Будем жить, покуда, вместе — врозь!
Ну, а там — кто знает! К счастью, на дом
Нам за жизнь не присылают счёт!
Может, мы ещё и будем рядом,
Всё, как кем-то сказано, течёт!
И ведь должен, должен быть порядок —
Чувствам, судьбам, времени предел …
Этот август… как он пролетел,
Как он был, почти безбожно, краток.

Август 1953 г.

Прошло немало лет, сменилась эпоха и, как сказал поэт «одних уж нет, а те далече». Случилось так, что после крайнего севера один из московских переулков Арбата стал основным местом моего постоянного проживания.

Все москвичи, как в пору моих школьных дней, уже не кажутся необыкновенно счастливыми людьми. Вместе с ними в очередной раз выхожу из метро, и в потоке праздно гуляющей публики возвращаюсь домой по улице старого Арбата, ставшей пешеходной. У дома 30 замедляю шаги, именно здесь жила в полуподвале королева Арбата Наталья Андросова — предмет восхищения моей юности, а в соседнем доме — писатель Юрий Казаков.

Невольно вспоминаю его слова, посвящённые ей: «Она была богиня, мотогонщица и амазонка. Все ребята с Арбата и из переулков знали её красный с никелем „Индиан — Скаут“, у каждого в душе, как сияющий образ горели неугасимо её не человечески красивое лицо и летящая фигурка в мужской ковбойке или в жакетке, прекрасные ноги в бриджах и крагах, нежно сжимающие ревущий, звероподобный „Индиан-Скаут“. Это было страшно и прекрасно, лицо её бледнело, глаза расширялись, и длинные рыжеватые локоны её развивались сзади, оставляя за собой золотой след».