Она сказала ему по секрету:
— Я родилась, когда тебя встретила, а до того была третьими лицами:
Голодной кошкой, стреляной птицею, щенком, забытым в парадном под вечер,
Необоснованным правом на встречу, непродиктованной необходимостью.
Меня судили ради судимости — из чувства долга лгали свидетели
И на костер, как предел добродетели, меня пророчили все эти прочие,
А я была только лицами третьими, но если вдруг ты когда-то захочешь,
Я для тебя стану первой на свете.

И он ответил ей по секрету:
— Я родился, когда тебя встретил, а до того бывал c третьими лицами:
С голодной кошкой, стреляной птицею, щенком, забытым в парадном под вечер,
С необоснованным правом на встречу, непродиктованной необходимостью.
Они судили ради судимости, им потакали в этом свидетели,
И на костер, как предел добродетели, меня пророчили все они, впрочем,
Я их считал только лицами третьими. И даже если ты больше не хочешь,
То для меня будешь первой на свете.

Такие разные взрослые дети считают длинные дни до заката,
И невозможно считать виноватым, того кто жив лишь одним только этим:
Шум площадей, вид высоких соборов, сплетенье улиц, где бегают блики.
Всё то, что вор хочет выкрасть у вора. Всего лишь то, что изменится скоро.