есть тишина, тяжёлая, как гранит.
из такой тишины собирают стены,
стены, за которыми непременно
кто-то сидит,
раздавлен, забыт, разбит…
есть тишина. и стены её священны.
…
есть тишина текучая, как вода,
с лёгкостью уносящая гвалт и топот.
в ней непременно что-нибудь, да утопят —
так, чтобы навсегда,
чтобы снести мосты и обрезать стропы,
пройденные забыть пути и года.
…
есть тишина — как белое полотно.
часто её ещё набивают ватой,
шьют больничные простыни и халаты,
вешают на окно,
пахнет она бессилием и закатом,
в ней даже нет отчаянья —
всё одно.
…
есть тишина огромная, как во сне.
та, что придёт, заполнит собой, обнимет,
что бы вокруг там ни было — всё остынет,
сделается бессмысленней и грустней.
в сердце именно с ней
ходят по свету двое. и меж двоими
тянутся поезда
и ложится
снег.
_______________________________
слово её о нём —
это крупицы золота в голубом,
песни и перекрестия обещаний;
прошлое в узелке
не пригодится где-нибудь вдалеке —
вот она по проспекту идёт с вещами,
и зажимает солнечный свет в руке.
слово его о ней —
лунный сентябрь в выщербленном окне,
строчки из незаконченного романа.
время его щадит,
вот он идёт, и следом идут дожди,
вот он идёт по берегу океана,
полой пальто завесив дыру в груди.
всё-то у них не так,
вместо сердец внутри у них высота,
мост между ними сжечь бы, да нет моста:
нечего уничтожить, сломать, разрушить,
перемолоть в труху.
всё, что у них с собой — это птичьи души,
что неизбежно встретятся
наверху.