После выстрела смог он собой овладеть,
он посмел улететь, очумев от испуга.
Между крыльев — дробинка, но сумел улететь…
Только ровно на жизнь приотстала подруга.
Распустились цветком два разбитых крыла,
поднялась голова в драматическом жесте…
Тонкой лапкой гребла, суетливо плыла,
все куда-то плыла, оставаясь на месте.
Окровавленный пух понесло к камышу,
и молчат небеса, перелески и воды…
(Ты ответь мне, Ирина, я тебе же пишу, —
что случилось потом, после этой охоты?
Был ли выстрел еще, иль, жалея заряд,
ощипали тебя, несмотря, что живая…
И веселый охотник — голубой бюрократ,
нежно кушал крыло, коньячком запивая…
Может, выжила ты, всем дробинкам назло,
только жизнь приняла, как стандартную милость…
И свистит по квартире расписное крыло,
забывая на миг, что летать разучилось.
Телевизор, базар, танцплощадка, завод,
петухи-женихи, разодетые жутко…).
А в заливе души всё куда-то плывет,
все куда-то плывет недобитая утка…