Раздели меня, Господи, раздели, на слова, часы, полюса Земли, на зверей и травы, на соль и мед… На него раздели меня. На нее. Проведи экватор во мне — чертой, за которой тот не столкнется с той, чтоб они, волнами о борт звеня, не сливались снова в одну меня. Раздели меня, Господи. Я ковчег. Я не знаю, кто во мне и зачем, слышу только песни и голоса… Научи меня, Господи, что сказать. Как спасти их, собранных там, внутри, как найти для каждого материк, отпустить их в облако и на дно?.. На нее раздели меня. На него. Я слежу, как свет переходит в тень, отпускаю голубя каждый день, я смотрю в бездонную синеву. И уже не знаю, куда плыву. Раздели меня, Господи. Вот ребро, я хочу деревянным своим нутром, потемневшим от крепкой твоей смолы, прорасти, чтобы доски ушли в стволы, чтобы больше не плыть и не помнить, как он тяжел и огромен, она легка…
Им не выплыть, не выжить во мне вдвоем.
На него раздели меня.
На нее.
_____________________________________________
Ты, сидящий напротив и говорящий мне нараспев, как будто вслух повторяешь гимн, сколько ты взрастил садов, обтесал камней, сколько жизней ты отдал из себя другим? Что ты будешь делать, выйдя из этих стен кабинета, обреченного на распад — человечек, угасающий в пустоте, шестеренка, точка, лампочка в сорок ватт. Что ты будешь делать после того, как звук растворится, перелившись в прямую речь, и войдет в тебя легко, распоров по шву средостение, которого не сберечь. Кем ты станешь там, где нет никаких причин, привилегий, идеологов, идиом, там, где спишут, исключат, заберут ключи, приподнимут почву и подтолкнут: идем! Чем ты будешь, объясняющий мне сейчас всемогущество пристрастия и примет?..
На моих сургучных строчках стоит печать.
Видно, сам Господь подписывал документ.