Отвал башки.
Жара.
Июльский бог
мне покупает бархатные сливы.
Их мимо рук роняю между ног
на парус сарафана и счастливой
не пациенткой отвлекаю суть
и ты смеёшься… потому что это —
твоя работа, тонко, на весу:
любить меня (а не меня-поэта)
лечить меня от страшных георгин,
учить стрелять, в ночнушке, на рассвете,
ломать на четвертинки анальгин
(сиреневый, в предутреннем багете)
заранее подув, воздав хвалу,
(и подарив мне гольфики и бусы)
садить в ладошки сонную пчелу
и привыкать просить к её укусам.

Всё правильно.

Послушна и нага
сижу в приёмной всех своих печалей
(а мне моя печаль не дорога
и то что было, перед ней, вначале)
А что там было!??
Блеклое божьё,
неправильность и пресная просвира.
Сижу покорно, проглотив ружьё,
и голубя
(как выяснилось — мира)
Пиявок адамантовый клубок
и бабочек моих моток кипенный —
ты извлечешь.
По-своему. Как бог,
Как «Тёмный ПластЕлин» моей Вселенной.
И в тапочках, тихонько, чтоб дома
не зацепить, пройти, чуть дальше, вором,
спускаясь в тёплой тишине… с ума,
не щупая, знакомым коридором.
Ну да… и ошибаться и лажать…
А кто таким похвастаться не грешен???
И чувствуя твой локоть, обожать,
идти.
До самых вызревших черешен,
вдоль вырванных зубов бетонных плит
и ласточек, в обрезанных косичках
и нот, в которых мёртвый Моцарт спит,
(но жив Нерон, мечтающий о спичках)
На самом старте, где бурда в бадьях
ещё не закипает и не льётся,
где Нильс о крысах, Боже о гвоздях,
а я о том, что пережить придётся.
Никто ещё не знает ни о чём!
И ни при чём ещё никто! А это —
мне нравится.
Идти с тобой…
Плечом. нет, не плечом касаясь: арбалета,
бедра (в халате, белом) палаша,
руки, признанья, сумки, попугая,
со сливами своими…
Не спеша,
идти и счастьем всех своим пугая,
от нужных детств и обуревших царств,
до номера, созревшего в покои,
по нежным лепесткам своих мытарств
хотеть не растерять своих лекарств.
И чтоб меня
оставили
в покое.