Но прежде всего Георгий Юнгвальд-Хилькевич — автор знаменитых «Трех мушкетеров», «крестный отец» блестящей четверки — Михаила Боярского, Вениамина Смехова, Игоря Старыгина и Валентина Смирнитского. О том, как снимали экранизацию романа Дюма, Георгий Эмильевич рассказал в своей книге «За кадром». Однако в книгу вошли не все мемуары. Дочь режиссера Наталия Юнгвальд-Хилькевич, писавшая ее в соавторстве с отцом, предоставила неизданные отрывки рукописи.

Фрейндлих не понимала королеву

Сроки съемок «Трех мушкетеров» были чудовищные. Одну серию нужно было снять за 22 дня. Центральное телевидение давало на фильм сущие гроши. Все актеры мотались из города в город — Терехова, Боярский, Табаков, Фрейндлих. Когда я начал снимать, то был уверен только в двух вещах: что Людовика XIII будет играть Табаков, а Анну Австрийскую — Фрейндлих. Табаков приехал на пробы с готовым решением роли. Он хотел сыграть Людовика — бюрократа, чинушу, туповатого и самонадеянного человека. В то время это прозвучало бы очень злободневно. Я хорошо это понимал, но сказал Табакову:

«Олег Павлович, я перед вами преклоняюсь, но у меня совсем другой замысел».

Табаков насторожился.

«Для меня Людовик XIII — экспонат энтомологической коллекции, такая пришпиленная бабочка. Его судьба прилепила к царскому креслу, как насекомое. Он должен быть королем, а по сути он — не король».

Известно, что Людовик прекрасно делал мебель и любил это занятие.

«Это все слова, — ответил Олег Павлович. — Ты лучше скажи, как это играть?»

«Надо играть человека очень маленького роста, который хочет быть выше. Он все время лезет из кожи вон, чтобы произвести солидное впечатление. Это карлик, который хочет казаться гигантом».

— Ладно, — согласился Табаков. — Попробуем.

С Анной Австрийской — Алисой Фрейндлих тоже поначалу возникла проблема. Шел первый съемочный день, Алиса Бруновна только приехала из Ленинграда. Я стал рассказывать, что Анна — полуиспанка-полунемка, говорил о смешении кровей, о привычках, даже о нижнем белье, которое носила Анна Австрийская.

И вдруг она мне признается, что не знает, как играть. А мне-то казалось: вот приедет Алиса Бруновна, и сама все сыграет. А не тут-то было. У меня началась паника. Кончилось дело ее истерикой: «Я бездарная, я ничего не могу!»

Уже ночь на носу. Нас вот-вот выгонят из Дворца бракосочетания, где мы работаем. Утром должны женихи с невестами прийти, а я не снял ни одного метра. А снимался в тот день эпизод, когда д’Артаньян привозит подвески. Королева уходит, протягивая ему напоследок руку, и мушкетер ее целует. И вдруг Фрейндлих спрашивает: «Почему затравленная Анна не побоялась подарить такую заметную вещь, как подвески?»

Я думаю: а действительно, почему? Говорю: «Алиса Бруновна, я сейчас погуляю по садику. И если ничего не придумаю, отменю смену. А если придумаю, то мы за оставшиеся десять минут все успеем снять».

Вернулся и говорю: «Во-первых, она — испанка. И подзывает д’Артаньяна щелчком пальцев». Вижу, у Фрейндлих загорелись глаза. Продолжаю: «А подвески она подарила потому, что единственно, чем она могла, извините, насрать королю, так это отдать его же подарок! Испанское проявление непокорности наряду с австрийской расчетливой холодностью».

Мое предложение показалось Фрейндлих тем ключиком, которого ей не хватало, и эту сцену мы действительно сняли за десять минут.

Дамы не давали прохода

Внимание к «Трем мушкетерам» было колоссальное. Во Львове следом за нами во время съемок ездила «Волга». Я никак не мог понять, почему? Решил, что просто какая-нибудь поклонница преследует кого-то из актеров. Потому что, кроме «Волги», еще целый автобус с женщинами, влюбленными в мушкетеров, не отставал от съемочной группы ни на шаг. Там были и жены высокопоставленных работников. Красотки, длинноногие. Мы останавливаемся снимать, а они уже тут как тут. Где-то метрах в двадцати от замка, который мы снимали, раскидывалась скатерть, на ней выставлялись шикарные ужины, обеды, с выпивкой, конечно. Для нас это было настоящим мучением.

Я удивлялся, почему от мушкетеров попахивает спиртным — ведь они не отлучались. А потом выяснил, что в «Волге», колесившей за съемочной группой, была вмонтирована канистра размером с багажник, полная вина, с краником, к которому мушкетеры то и дело прикладывались. Иногда к ним присоединялся Веня Смехов. Смехов реже приезжал, он вообще «отдельный» человек. Такой московский парень.

Управлять этим актерским беспределом было очень сложно. И еще у них был договор… (Рассказываю, а сам думаю: поубивают меня мушкетеры, вызовут на дуэль. Они и их жены. Простите, мушкетеры, но вы уже образы нарицательные, поэтому из песни слов не выкинешь.) Так вот, был у них договор: никаких отдельных романов. Выбирают самую красивую — одну на всех. Конечно, с ее согласия. Тут проблем ни разу не возникло. Теперь представляете, что стояло за словами «все за одного» у этих разгильдяев, когда они их произносили?

Однажды прихожу домой, в общежитие «Куряж». Это были съемки в Одессе. Раздеваюсь. Очень уставший, вымотавшийся… Сажусь в кровать — и подскакиваю: там лежит голая дама. Ждет меня. Действительно поклонница или мушкетеры подшутили? До сих пор не знаю. Я у нее от испуга ничего не выяснил. Просто выгнал в чем мама родила. А вещички в щель просунул. Лежал потом, думал: может быть, зря выгнал?

Напоили Ришелье

Во Львове артисты с утра наряжались в свои мушкетерские доспехи и так жили весь день. Ходили в ресторан, в столовую, за пивом. Так и спали. Однажды положительного Трофимова (кардинала Ришелье), сдержанного человека и очень хорошего актера, напоили до полусмерти. Негодяям мушкетерам — ничего. Все как всегда на местах. А кардинала на площадке нет. Я еду в гостиницу. И вижу… Трофимов, как змея, обвил унитаз. Очень его было жалко. Кардинал, конечно, это не мушкетер.

Потом Вале (Смирнитскому. — Ред.) с сердцем плохо стало. Вызвали «Скорую». Боярский, который успел похмелиться, обуреваемый состраданием, навалился на него и каждую секунду просил, не давая ему дышать:

— Ты только не умирай! Я тебя умоляю, только не умирай.

А Смирнитский ему:

— Да, пусти ты, с… а, мне дышать нечем!
Вот такая настоящая мужская любовь и дружба. «Я вернусь!» — кричал Валька, когда его погружали в «Скорую».

Боярский жил при сексуальном коммунизме. Ему любой мог отдать все — от тела до водки. Боярский был единственным настоящим секс-символом, который существовал в российском кино. От которого женщины просто теряли сознание. А мужики его ненавидели — и это понятно. Он же в нашем мужском стаде самый-самый… Остальные мушкетеры — Смехов, Смирнитский и Старыгин — к Мише вначале относились свысока. Меня это устраивало. Это соответствовало статусу д’Артаньяна.

На «Мушкетерах» Миша был исключительно покорным. Он все делал так, как я просил. А вот на фильме «Двадцать лет спустя» это уже был другой человек. Со своими идеями. Мэтр. Он уже не всегда прислушивался к моим советам. Зато я выполнял его просьбы, вставлял монологи из Дюма. Этот фильм снимал для и ради него.

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Дочь режиссера Наталия: Все имущество отец оставил последней жене

Узнав печальную новость о смерти режиссера, мы позвонили его старшей дочери от первого брака Наташе.

— У папы побаливало сердце, давление прыгало. Позже выяснилось, что сердце плохо качало кровь, — рассказала Наталия Юнгвальд-Хилькевич.

— Чем он последнее время занимался?

— Писал натюрморты. У него шел спектакль в театре Куклачева, где он в последние годы был главным режиссером. Вместе с Ниной (вторая дочь режиссера от последнего брака. — Ред.) они задумали делать эскизы для нового спектакля. Ей 18 лет, она окончила школу. Увлекается живописью, как папа.

— Отец оставил завещание?

— Да. Он все завещал своей последней жене Надире. За несколько месяцев до смерти папа мне сказал: «Наташа, не обижайся, но я решил все оставить ей». Надира посвятила ему свою жизнь, не работала. И их дочка Нина тоже пока без работы. Я с этим согласилась. Что мне, богатства его нужны? Мы все боролись только за его любовь! Я ни на что не претендую.

— А что он оставил из имущества?

— Квартиру в Москве, дом на Кипре, машину «Ягуар». И кое-какие сбережения.

Папа был очень добрым, остроумным, веселым, — продолжает дочь режиссера. — Мы с ним очень любили друг друга. Каждый день общались. Отец всегда интересовался моими делами, мне первой присылал свои эскизы — он, например, рисовал костюмы и декорации к «Лебединому озеру» для владивостокского театра. Читал мои статьи — что-то хвалил, за что-то критиковал. Был как наставник.

Непростая арифметика

Юнгвальд-Хилькевич был женат трижды. Разница между двумя его дочками, старшей от первого брака и младшей от третьего, — 35 лет. Самому режиссеру было 63 года, когда на свет появилась младшая, Нина. Последняя жена мэтра Надира моложе мужа на 35 лет и младше его первой дочери Наталии на 7 лет.

Первая жена режиссера Светлана Маркова (в то время работавшая художником по костюмам на Одесской киностудии) развелась с ним 22 октября прямо в день его рождения — чтобы отомстить за измену.

А изменял он сильно. Так же, как и пил. Порой еле откачивали. Правда, после женитьбы на Надире завязал.

Наложница Гайде

Этот третий, очень поздний, брак режиссера многие называли мезальянсом. Георгий Эмильевич, родившийся в Ташкенте и проживший в нем молодые годы, шутя советовал друзьям брать в жены именно узбечек, мол, для них мужчина — где-то рядом с богом. Приступая к съемкам «Узника замка Иф», Юнгвальд-Хилькевич искал на роль наложницы Гайде девушку «без огня эмансипации в глазах». По его заданию ассистенты отправились в хореографическое училище, где обратили внимание на юную Надиру. Экзотическая красавица так понравилась режиссеру, что он утвердил ее на роль в тот же день.

— Мне было всего 17 лет, когда я познакомилась с Юрой (так близкие зовут Георгия Юнгвальд-Хилькевича. — Ред.). Ему тогда было 52, — рассказывала «Комсомолке» последняя жена режиссера. — Сначала мы скрывали свои отношения, ведь Юра был женат. Но вскоре о романе все узнали. Мои родители были против нашего брака. «Дождитесь, пока она сама уйдет», — попросил отец Юру. «Я разведусь и женюсь на ней, жить без нее не могу», — ответил он. Несколько лет мы жили в общежитии Одесской киностудии, потом переехали в Москву. Но расписались только перед рождением Нины, через семь лет совместной жизни.

— Ребенок был желанным?

— Сначала Юра не хотел, но наконец согласился. Я стала ходить на всякие процедуры и даже пила таблетки. В один из приемов врач посадил меня перед собой и сказал: «Я думаю, что у вас ничего не выйдет. Возраст! Давайте возьмем донора».

Я была в шоке. «Я хочу ребенка только от Юры», — сказала я и ушла из его кабинета навсегда. И вдруг однажды почувствовала, что забеременела. Без всяких таблеток!

КСТАТИ

Дюма стал спасением

— В детстве у меня был остеомиелит ноги, — вспоминал Юнгвальд-Хилькевич. — Мне повезло, я остался жив и с ногой, потому что появился пенициллин. В 14 лет я попал в коксидный гипс от пяток до подмышек и в таком «панцире» пролежал до 18 лет. Не сойти с ума мне, узнику больничной койки, помог Дюма, которым я зачитывался. Длительное лежание в гипсе не прошло даром: позже у меня отказал тазобедренный сустав. С юности я научился скрывать свой физический дефект. Заказал себе красивую трость и ходил, опираясь на нее так, что все думали, что я пижон. Влюбившись в мушкетеров в детстве, я мечтал снять приключенческий фильм. И шел к своей мечте до полного ее осуществления.

А ЕЩЕ БЫЛ СЛУЧАЙ…

Как-то в кадре встала на дыбы лошадь Смехова, сбросив седока. Смехов потерял сознание. Когда очнулся, увидел каскадера, который ему шептал: «Веня, если ты живой, притворись мертвым, мы тебе денег за трюк выбьем, погуляем!» Так и сделали.

Однажды мушкетеры пропили все суточные и сидели голодные. Тогда они пошли в магазин и украли там ящик с копченой рыбой. И неделю только ее и ели.

Лена Цыплакова была совершенно прелестная девочка, когда приехала на съемки, настоящая красотка. За Алферовой, несмотря на ее неземную красоту, никто почему-то не ухаживал. А на Цыплакову все мужики слетались, как пчелы на мед. Она только и успевала от них отбиваться.