Он обмазал ее грудь шоколадной массой. Затем вымостил клубникой дорожку к ямочке пупка, а саму ямочку заполнил ликером. Она только поеживалась и прерывисто вздыхала, томно ожидая, чем же закончится это строительство. А Он своими толстыми волосатыми пальцами не спеша зачерпывал из вазочки взбитые сливки с кусочками авокадо и аккуратно прокладывал этой восхитительной массой тропку еще дальше и ниже. Закончив отделочные работы, с причмокиванием обсосал перепачканные пальцы, затем наклонился над Ее грудью и стал слизывать шоколад. Его сизый толстый язык мелькал все чаще и чаще, тщательно обрабатывая набухшие шоколадные соски и приводя Ее в экстаз. Не выдержав, Она с искаженным от страсти лицом обхватила Его голову обеими руками и потащила ее вниз, к сливкам с авокадо…
— Выключи, Костик, я больше не могу на это смотреть! — простонала Лариса.
— А что, пусть идет, — вяло запротестовал Костик. — Сейчас самое интересное будет.
— Я тоже так хочу! — вдруг загорелась Лариса. — Не то, что мы с тобой — все бутербродиком да бутербродиком.
— Это чтобы я тебя чем-нибудь перепачкал и облизал, да?
— Ага, и облизал, и все остальное, — мечтательно прижмурила глаза Лариса. — Ну, надо же как-то разнообразить наши отношения.
- А что, можно, — подумав, согласился Костик. —  Тем более, что мы еще не ужинали.
— Ну так, что же ты теряешь время? Приступай к делу! — поторопила мужа Лариса, укладываясь в постели поудобнее.
— Ты бы это, халат-то сняла, — посоветовал Костик. — Как в видаке чтобы. Ну, я пошел.
Он ушел на кухню, захлопал там дверцей холодильника, загремел посудой, на плите что-то зашкворчало. Лариса недоуменно принюхивалась к доносящимся с кухни запахам. Наконец, появился Костик. Он сноровисто расстелил на оголенном животе жены скатерку, принес исходящую паром тарелку, нарезал хлеба.
— Ты чего это, а? Ты чего, дурак, что ли? — растерянно залепетала Лариса. — Горячо же.
— Да ну, он теплый, я сильно разогревать не стал, — возразил Костик. — Сметаны положить?
— Ты что, собрался жрать на моем животе? — возмутилась Лариса и сделала попытку привстать. — Извращенец! Я тебя о чем просила?
—  Это те, которые в видаке, извращенцы, сразу с десерта начинают, — сказал Костик. —  А я все по-человечески делаю. Вот сначала первого похлебаем — я что-то в обед его плохо поел. А сейчас борщок настоялся, в самый раз. Ну, открывай ротик-то! Вот, ложечку тебе, ложечку мне, ложечку тебе, ложечку мне.
Ошарашенная Лариса молча водила широко открытыми глазами за ловко шмыгающей в руке мужа ложкой: от тарелки к ней в рот, снова в тарелку и в рот себе, снова к ней, снова к нему…
Скоро тарелка опустела.
— Ну как, вкусно? — Костик заботливо слизнул с губ Ларисы остатки борща, чем привел ее в трепет. - Лежи, лежи, я за котлетами пошел.
— Горчицы не забудь прихватить, — грудным голосом сказала ему в спину Лариса и счастливо улыбнулась.
Котлет они поели, уже просто сидя рядышком на постели и болтая о всякой чепухе.
— Ну, теперь можно и о сладком подумать, — сказал, наконец, Костик. — Только, Ларисочка, у нас ничего, кроме халвы и малинового варенья, нет. А оно совсем жидкое. Стечет с тебя все, на фиг, и только постель перепачкает.
— Ты у меня и так самый сладкий! — пролепетала Лариса и прижалась к нему голой, но чистой и теплой, ничем не перепачканной грудью. — Иди ко мне скорее! Ну как, как… Как всегда — бутербродиком! Мне так нравится…