Потолок засижен взглядом,
будто лёгкой серой мушкой
или тяжкой красной меткой
тронут выбритый затылок?!
Размоталась жалость к миру,
боль, капроновой катушкой…
Не спешат те, кто успели
и кому не шлют посылок.
Сонный грузчик строит башню… хлебный дом, кирпич румяный,
держит в грубых рукавицах на весу перед подвалом…
Солнца луч прилип на щёку, поцелуем, листик банный —
обжигающий весною воздух… я тебя узнала…
Снега талого приправа,
грязевая умбра гущи —
чайной ложкою ботинок
детских, хлюпнувшая вера…
Крючья… аромата жизни,
ноздри форточек дерущий…
Хлеба свежего кирпичик
за кота из омоньера…
Выжать исповедь из сердца,
будто красной краски тюбик,
и заляпать кровью львиной
руки чудо-Даниила…
Нет, не мажут тонким слоем
масло. Дивный, белый кубик…
Рот в кисельную мерзоту
обмакнула и застыла…
Мясники ушли за водкой…
раскидав по чём и сколько,
в тишь столовая уткнулась
лбом, со скатертью из плёнки,
спит в пластмассовом стакане
ветка вербы, слышно только,
как прихлёбывают слёзы
— разноцветные солонки…
Воротник с петлёй… повесьте
меня где-нибудь у входа —
это выход… для такого
запоздалого бионта…
и откройте настежь двери… будет малая свобода —
в даль, в надежду… шрамы взглядов
от зазубрин горизонта…-
мутят краску оболочки,
что не карее — кроваво,
отразится в белом небе,
в сильном торсе медхалата,
эта тонкая фигурка, скособочится коряво
и махнёт тебе рукою из окошка интерната…