Так, носки одела, зубы, для улыбки, вставила, голова на месте (слава Богу, что её не приходится пристёгивать), кошелёк и телефон в сумке — можно и в магазин идти. К двери иду, тщательно обходя трельяж, чтобы ненароком не взглянуть и не увидеть в нем чёткое своё отражение. С меня хватит и того, когда два года назад решила посмотреть на себя в зеркале, использовав все возможности «трёхмерного» обзора стоящей перед ним личности. Лучше было бы этого не делать! В нём отразилось нечто, напоминающее меня с выдвинутой вперёд нижней челюстью, вполовину уменьшенными глазами с «мешками» под ними, жиденькими волосами, из-за чего пришлось стать «супермодной», пополнив свой гардероб соломенными и фетровыми шляпками разных моделей, а для лета — с огромными полями. И не только для защиты от солнца, а скорее — от знакомых глаз. Но и это не всегда спасает.

Вот и в этот раз всё равно услышала очередное:
— Нюся, это ты? Неужели ты? Сколько же лет прошло, как мы не виделись? Сразу не узнала. Богатой будешь, - затараторила давняя знакомая Белла.

— Куда уж богаче! Столько приобретений за последние годы, что не счесть. Это и очки, и зубные протезы, и слуховой аппарат, и тросточка, и ещё много невидимых для посторонних глаз изменений, но так ощутимых мной.

-Ой, я вас умоляю! Вы ещё приличны глазу в этой шляпке и длинной юбке, которая скрывает кривые ноги. Видели бы вы Лялю Кишман. В ней мало что осталось от прежней Ляли. Разве что её удивительный длинный нос. По нему и узнаёшь её.

— Ой, не жгите мою душу, — поддержала разговор моя соседка по подъезду, Роза. — Чему вы переживаете? Моё зеркало давно перестало удивляться моей физиономии с мелкими морщинами, словно потрескавшаяся от засухи почва. Одно утешает, что Сёма по утрам уже не так грустно вздыхает, как это бывало с десяток лет назад. Я же ему молчу, какой он из себя стал. Он и в молодости не Аполлон был и не ахти какой красавец. А теперь и вовсе сник. Но я, зная его уязвимость по поводу своей внешности, по-прежнему его успокаиваю и говорю, что время над ним не властно. Услышав от меня обратное - ссохся бы как сухарик. Я имею ещё кое-что сказать вам о Сёме и моей маме. Это она занесла смущение в его голову по поводу его внешности. При первом знакомстве с ним моя мама, земля ей пухом, вместо «здрасьте» заявила: «Я себе знаю, а вы себе думайте, что хотите, но ты, Роза, с твоей-то красотой могла бы найти что-то более приличное, а не это рыжее, конопатое и на голову ниже тебя «чудо». Моё чудо, перестав теребить свои пальцы, вдруг твёрдо заявило: «Дражайшая Соня Моисеевна, я так люблю вашу дочь, что сделаю всё возможное, чтобы она была счастлива. А ради вас лично готов каждое утро делать растяжение своих мышц, дабы увеличиться в росте. И да поможет мне в этом Бог!» Бог в росте так Сёме и не помог. А вот добрым и любящим сердцем наградил. С годами мама, признав это его достоинство, заявила: «Роза, ты таки права оказалась в своём в выборе. Как и тот, кто сказал, что «с лица воду не пить», коль есть в человеке чистый источник сердечности, доброты и обаяния». Вот с этим «источником» я и живу долгие годы в счастье и во взаимопонимании. А что ещё надо человеку? Разве что пища. Да, Нюся, за разговорами о Сёме я и забыла, что иду на Привоз именно за пищей. Не составите мне компанию?

— Роза, и вы имеете ещё на этот счёт сомнение? Не пойти с вами на Привоз — потерять несколько часов радости в этой грустной жизни. На рынке в «своей стихии» и в общении, мы таки душой становимся моложе. А вы, в водовороте людского потока и изобилии даров природы — настоящая актриса, вровень с Раневской. Такие спектакли разыгрываете, что народ собирается, чтобы узнать ваше мнение о товаре. И мне таки не стыдно ходить с вами по одной Одессе, а скорее есть большой интерес. Ой, только не идите так быстро. Вы что, спешите скорее, чем я? Я за вашей стремительной походкой никак не угонюсь.

Роза чуть сбавляла быстрый ход, но потом снова вырывалась вперёд, как лошадь на забеге к финишу. К Привозу всё-таки пришли вместе — голова к голове. Не прошли и десяти метров по рынку, как услышали: «Приехало свежее мясо из Фрунзовки! Недорого. Соответствует мировым стандартам».

Роза направила свои ноги на знакомый голос.

— Фима, не расчёсывай нам нервы. Мы шо не знаем цену твоему мясу? Ты шо хочешь Розу удивить какими-то стандартами. Не озвучу свои мысли на счёт стандартов, чтобы люди не услышали правду, если ты сбросишь мне цену процентов на сорок.

— Роза Давидовна, я вас глубоко уважаю, хотя уже забыл за что, но сбросить цену на такой большой процент — это поехать с Привоза домой в подштанниках. По обоюдной симпатии друг к другу делаю вам десять процентов.

— Фима, я извиняюсь очень сильно, но ответь мне, где таких жадных как ты родют? Сходимся на двадцати и никаких возражений и сомнительных заявлений на счёт стандартов.

— Роза Давидовна, согласен и на двадцать, если вы любезно порекомендуете мой товар своей очаровательной спутнице.

И я таки клюнула на «очаровательную спутницу» (в кои ещё веки услышишь такой приятный комплимент!) — купила килограмм говядины. Чуть задержалась около Фимы, и уже пришлось догонять Розу. Из-за многолюдья её не видела, зато слышала, как она оценивает очередной товар:

— Дорогуша, не делай мне беременную голову своими рассказами о свежести творога. У меня язык чуть не скукожился от его кислоты и сухости. Вы шо продаёте кислый цемент?

— Не нравится, идите дальше и не отгоняйте мне покупателей. И не надо мне делать нервы, их есть кому портить.

От сыра-цемента мы, как железо к магниту потянулись на призыв: «Вкусные, чистые, красивые виноград, яблоки, груши — без химии, выращенные в земле родной неньки-Украины».

— Мил человек, и какова цена вашим патриотическим фруктам? Шо-шо? Нюся, ну вы посмотрите на этого патриота за наш счёт. Вы шо, золотые фрукты продаёте? Вы видите на них золото, Нюся, или так же как и я не замечаете его? Мил человек, поскольку мы обе не видим на вашем товаре золотых крупинок, то купить можем его по цене наполовину дешевле объявленной вами.

— Мадам, даже если я сегодня не продам и килограмма фруктов, в цене не поступлюсь.

— Как же мне щас хочется вас побить и не дать плакать, за неуважение к женщинам в почтённом возрасте. Мы купим фрукты ещё лучше ваших у более лояльных продавцов.

Обиженная Роза помолчала минут пять, а через два ряда забыла об обиде, где мы купили намного дешевле хорошие фрукты и направились в рыбные ряды. В первом же ряду Роза заявила дородной женщине:
— Вы шо с мозгами поссорились, шо заломили такую цену за не дышащую рыбу? У вас есть документы на неё?

— А вам шо необходимо удостоверение её смерти?

Не удостоив женщину ответом, Роза обратилась ко мне:
— Нюся, пойдёмте к тем, кто живёт около моря и недолго ехал к Привозу. У них всегда рыба свежая и бьёт хвостом о прилавок.

Женщина из соседнего ряда, услышав наше предпочтение другой рыбе, стала громче рекламировать свой товар: «Рыба свежая, утром пойманная, ещё дышит. И кто это слышит — спешите купить, иначе она перестанет жить».

Мы подошли, к кричащей во всю мощь торговке. Роза посмотрела на картон с указанной ценой, не менее громко заявила:
— Уважаемая, закрой рот с той стороны, и дай мне спокойно сделать себе мнение о твоей рыбе.

Такому обращению удивилась не только торговка, но и рыба. Издав последний вздох и, слабо ударив хвостом о прилавок, рыба затихла. То ли притворилась мёртвой, чтобы избежать участи попасть в наши руки и на сковороду, то ли испугалась кричащих женщин и лишилась признаков жизни. Купив её по договорённой цене, начали протискиваться сквозь образовавшуюся очередь к яйцам и птице. Увидев синюшную индюшку, Роза глубоко вздохнула и спросила у её хозяйки:
— Чем вы кормили свою индюшку?

— А в чём ваш интерес?

— Я тоже хочу так похудеть, — ответила Роза, и быстро ретировалась, чтобы не слышать ответ хозяйки «изящной» индюшки.

Так от прилавка к прилавку наши сумки становились всё тяжелее и тяжелее.

— Как же мы пойдём теперь? — спросила я у Розы.

— Так и пойдём. Не быстро.

— Не быстро, то не быстро, но ведь тяжело.

— Своя ноша к земле не гнёт, она двигает ноги вперёд. Но мы им поможем и на такси свой путь продолжим.

Достав мобильный, позвонила:
— Додик, а Додик, тётя Роза тебя беспокоит и хочет спросить: «Ты шо там, свободен? Если таки да, то мчи к Привозу и забери нас. Ты же знаешь где мой выход из рынка. Так туда и подкатывай. А мы уже идём туда, без какой-либо задержки.

Но без задержки не получилось. Услышав: «Семачки, семачки, большие, хорошо прожаренные, вкуснее арахиса, лушпайки сами сплёвываются», — Роза сделала поворот налево и спросила:
— За што семечка?

— За четыре.

— Это больно. Давайте за два с недосыпом.

— Давайте за три с горкой.

— Ну, давай, милая, давай.

Пока дошли к выходу, Додик уже ожидал нас.

— Додик, шо это ты не пришёл помочь? Боялся от сиденья отлипнуть?
—  Так не успел я, тётя Роза, минуту как подъехал.

— Ты не делай мне невинность на лице. Должен был позвонить, что уже у Привоза, и мы бы тебя подождали, а не тащились с таким грузом.

Уселись в машину. Додик повернулся к Розе:
— Ну шо, поехали?

— Поехали.

— Кудой?

— Тудой, — указала путь Роза.

Приехали к нашему подъезду. Додик занёс сумки Розы на второй этаж. Мои потащил на пятый и поставил их у двери, сообщив мне об этом на обратном пути. И он, вероятно, уже отъехал за два квартала от нас пока я добиралась к своей квартире.

Эх, годы, годы… Как же быстро вы промчались! Кажется, что совсем недавно взлетала, словно птица, на пятый этаж, не замечая высоты и количества ступенек. А теперь каждая ступенька «Эверест», и их количество как-будто увеличилось вдвое.

Но, несмотря ни на какие изменения в нас, и в окружающем нас мире, хочется, чтобы как можно дольше продлились наши годы. И чтобы почаще были дни, подобные сегодняшнему.