В саду листву сырую в кучи
Сгребал старик,
Когда прорезался сквозь тучи
Знакомый крик.

На грабли опершись, он к небу
Воздел свой лик,
Из-под руки ища подслепо
Прощальный крик.

Он знал прощания и горше
За всю-то жизнь.
Но отчего-то нынче дольше
Глядел он ввысь.

Потом, махнув рукой по слуху,
Пришёл домой,
И на свою взглянул старуху
Как бы впервой.

И вспомнил: как была красива!
Как взгляд лучист!
А он — был первый заводила
И гармонист!

Давно ль на свадьбе их бедняцкой
Шёл пир горой?
Давно ли спит в могиле братской
Их сын герой?

И сам давно ль в бреду метался
В госпиталях?
Но всё ж живым домой добрался
На костылях.

Живым! Так, стало быть, в работу
Со всем нутром,
В работу до седьмого поту —
Всё перетрём!

И шёл солдат, скрипя протезом.
Встречай, колхоз!
Строгал, косил, ковал железо,
Возил навоз…

И лишь притронуться к гармони
Не мог солдат…
Вся жизнь теперь — как на ладони,
Как голый сад…

В кулак откашливаясь глухо,
Себя виня,
Он вдруг сказал: — Прости, старуха.
Прости меня.

Она взглянула удивлённо:
- Никак больной?
- Пока здоров. Прости, Алёна.
— Господь с тобой.

Иди-ка лучше отобедай.
Винца-то дать?
- Ну что ж, давай. Да и себе-то
Налей-ка, мать.

…Дождь за окошком, разрастаясь,
Шумел во тьме.
Старик подумал: жизнь под старость,
Как дни к зиме.

Потом из кухоньки, в потёмках,
Прошёл он в зал
И осторожно, как ребёнка,
Двухрядку взял.

Но, видно, поотвыкли руки,
И лишь на миг
Рванулись на свободу звуки,
Как в небе крик

И стихли… Молча спрятал хромку
Он в сундучок.
Опять откашлялся негромко.
Разделся. Лёг.

И лишь, ворочаясь в постели,
На грани сна
Шепнул вдруг: — Нынче пролетели…
Ты спишь, жена?