На вопрос о том, какое чувство для человека является самым ярким и светлым, большинство людей не думая называет — любовь. И мало кто может из них однозначно обозначить — что это за чувство. При этом все те, кто смог испытать его хоть раз в жизни и кто не смог — мечтают пережить его все. А те же, что уверены твердо в том, что уже испытали настоящую любовь к человеку хоть раз, дружно грезят об ее повторении вновь и вновь.
Но вот стоит только спросить человека о чувстве, отражающем наивысшую степень его негативных эмоций, как уже нет той однозначности и мнения людей очень разнятся между собой. Тоже происходит и в том случае, когда речь заходит о таком чувстве людей, какое приносит нестерпимую душевную боль, угнетает безмерно до самой возможности разрушения его личностной целостности. Шок и ступор от такого вопроса люди испытывают не меньший, чем когда речь с ними заходит, например, о целостности их страны в случае уже пылающего военного конфликта на их земле.
И все же, если назвать таким чувством презрение, то после раздумий, многие люди готовы с этим согласиться. Любопытно очень узнать — почему? Что такого особенного в этом чувстве?
Стоит только заглянуть в кладезь людской мудрости, как очень быстро приходишь к мнению, что мало кто из великих мудрецов смогли удержаться, чтобы не высказаться хоть что-то про такое чувство человека, как презрение. Известных имен такое множество, что нет смысла их перечислять. Лучше время потратить с большей пользой, пытаясь понять сказанное ими…
Чувство презрения присуще людям благоразумным, часто даже аристократичным. Его могут вызвать излишняя мягкость и прощение. Ведь само по себе прощение легко может быть лишь обидой в фазе презрения. Это может быть «маской, которой прикрывается ничтожество, иногда умственное убожество: презрение есть признак недостатка доброты, ума и понимания людей» (А. Доде).
Оно возникает к врагу, если тот слишком опасен и ему не стоит противостоять открыто, а благоразумия достает, чтобы это понять вовремя (А.Бирс). И если злобу и обиду можно забыть, то презрение никогда не прощается, и требует к себе того особенного молчания, какому нет равных среди иных человеческих чувств и является самым совершенным его выражением. Расточительство самим презрением совсем уж ни к чему — ведь число тех, кто нуждается в нем, лишь растет со временем.
На презрение легко сменить саму любовь, но если выживет она в тени презрения, то очень вероятно вспыхнет вновь и с новой силой. «Любите и ближних своих, как самих себя, — но прежде станьте теми, кто любит самого себя, — любит великой любовью, любит великим презрением» (Ф.Ницше). И жалость всегда тоже была для презрения всегда родной сестрой, и ею остается видимо надолго. Жалоба — это презрение к самому себе… Жалуясь, человек опускается, а опустившегося никто подымать не станет. Вот отчего в любви жалость ближе к презрению, чем к доброте. Стоит лишь сменить ненависть к предавшему любовь человеку на презрение, как тут же приходит равнодушие.
Часто ненависть успокаивается только с приходом зрелости, чтобы покоем удовлетворить презрение, рождая насмешку, ведущую на смену старому презрению внезапное прозрение. Тут уж опасаться нужно того, чтобы презрение старое — не было еще к себе самому, чтобы не успело еще растравить сердце ядом человеконенавистничества и отчаяния, иначе тогда прозрения можно и не дождаться вовсе, утратив животворящую в нем кровь.
Гордость в себе растет от презрения к другим. Презрение к людям — худший вид богохульства, хоть древние и утверждали, что «нет ничего презреннее, чем мнение толпы».
Тщеславие укрепляет гордость в себе, выводя презрение уже на уровень презрения к самому себе — тогда остается рядом лишь одна философия. И если при этом еще присутствует и ложь, которая делает человека предметом всеобщего презрения — тогда человек и лишается самоуважения и той веры, которую каждый должен питать к себе (И.Кант). Виной тому или поводом служат лишь собственные дела, которые и приводят человека к почету или к презрению:
Нет страшнее
Порока на земле, чем ложь.
Столкнувшись с нею,
От отвращенья содрогаются сердца
Порядочных людей. И, уличив лжеца,
Его презреньем окружают повсеместно.
Нет выхода ему, солгавшему бесчестно,
Как только кровью смыть позор свой…
Пьер Корнел
Некоторым порой кажется, что уж пусть лучше презирают, чем завидуют, полагая при этом, что на презрение можно наплевать, а вот от зависти всегда очень много зла. Пусть и так. Но часто сами невежды становились жестокими уже потому, что чувствовали, как их никчемные занятия быстро становятся объектом презрения мудрых людей. Только вот еще женщина может иногда простить презрение, грубое обращение, ненависть, но при этом, она никогда не простит иронии над собой (Э.Рей). Выходит, страшнее иронии нет ничего страшней для женщин, а для людей ложь страшнее будет всякого презренья? Но нет, когда презрение взаимно, оно этим не уничтожается, а удваивается.
Излишек в чём бы то ни было опасен: грубость раздражает людей, упрямство отталкивает, мягкость вызывает презрение, излишние доказательства обижают, слепая вера делает смешным, неверие ведет к пороку. К свободе же ведет лишь одна дорога: презрение к тому, что не зависит от нас. Уважение, терпимость, патриотизм передаются детям только по наследству. А вот грубость, пренебрежение, презрение — зарождаются у них сами по себе. Сильная власть одновременно и восхищает, и раздражает и пугает, а слабая вызывает лишь только одно презрение.
Но все же, следует тщательно различать у народов ревность, которая порождается страстью, от ревности, которая имеет основание в обычаях, нравах, законах. Одна — всепожирающее лихорадочное пламя; другая же, холодная, но порою страшная, может соединяться с равнодушием и презрением.
Трудно познать истину, внимая лишь опыту поколений и разуму мудрецов. Все истиной начинает казаться, когда скачешь от мудрости чужой до мудрости, не вслушиваясь в себя и голос тот, что изнутри идет. Так может, не пренебрегая мудростью вековой, иметь во главе то мнение, что в тебе уж рождено и рвется уж наружу?
Меня друзья учили жить
И своей жизни ценный опыт
В меня вводили, словно нить,
Стремясь меня собой заштопать,
Стремясь мой облик воссоздать
На них немножечко похожий.
Но трудно душу залатать —
Я из любой вылажу кожи.
Но в чем-то труд их удался.
Я нахожу их отпечатки.
В себе их слышу голоса —
На моем шепоте заплатки.
С советами их легче жить:
Коль не рискуешь — не сорвешься.
…Но только все страшнее плыть,
Вдруг в океане ошибешься —
Научишься тому, что впредь
Не сможешь уж забыть.
Возможно ль с памяти стереть
Науку мудрым слыть?
И так и будешь до конца,
Все зная наперед,
Бездействовать в поте лица,
Скривив цинично рот.
И опыт, словно сладкий яд,
Прожжет твою гортань.
И сквозь заплат комфортный ад,
И сквозь утраченный разлад,
Взглянешь на позабытый сад —
Души поблекшей ткань.
Lera Auerbach
ИСТИНА ПРОСТА?
А если для этой истины такой простой следует презреть не мнение толпы, а деяния народа целиком: сегодня и сейчас? И не на время, а — навсегда?
И если тот народ, что дорог был тебе всегда и близок до того, как близок был тот твой язык, что и поныне принадлежит обоим, как та история одна и корни все те же и одни у старых двух ветвей ствола?
ПРЕЗРЕНИЕ ВСЕГО НАРОДА НАВЕКИ - что может страшней ?!!