Привет, Колбаскин, всё окей. Болею реже.
Со мною тренер и лакей (ну, в общем, те же)
А за окном страна и рот, зима и рота.
Снежинок нет. ну не пришли ещё… чего-то…
Зима не время, это срок. Отбудешь — славно.
Переболеешь между строк легко и плавно.
А там глядишь и водосток… Кораблик. Спичка.
Погром. Участие. Восток. И перекличка.
Не спрашивай, чего сказать не смею грубо,
где правда режет ТАК глаза, что пухнут губы.
До роста им ещё верста, до рук — поруки.
Ведь география проста — живите, суки.
Но дорожает хлеб и соль… Ну, дорожает…
Изобретают колесо, блюют, рожают,
охреневают от мощи своей и лают,
а где тут Бог? Да не ищи… сама не знаю.

И будет ли Его блестящ вселенский батик
и в том насколько настоящ Его солдатик,
ведь страх не в цвете полосы, не в зле крамолы,
а в том — вернётся ли мой сын в четверг из школы,
что я увижу в ноябре, а что в апреле…
Мудры мы были на заре, но не успели
одеть всё нужное в слова, пока пахали…
Цвела на пасху булава, отцы бухали,
да ну…
Не стоит и слезы обёртка эта.
Мне надо вырезать язык, как всем поэтам,
украсить овощем, отбить, подать на блюде.
Ведь только так его любить понятно людям.
-
Ты мне ответишь — не досуг. Война пружинок.
Я сам устал от этих сук и не снежинок,
что не касаются башки вояки-юнги.
Нас всех гребут — свои божки, свои гревтунги.
Нас убивают, ты заметь, ещё с пелёнок…
Да что ты знаешь б**ть про смерть… живи, ребёнок…

Кроссворд разгадан. Снег устал. От снегопада
остались белые уста и вздох — не надо…
И как во сне мелькнул подбой клубникой в арке.
Стоят посты. Молчит гобой. Лежат овчарки.
Какой-то высший драматург исполнил в свете:
Чтоб был — Четверг. Восторг. Хирург.
Вернулись дети.