Иногда понимаешь, что ты знаешь сотни тысяч слов, но организм собеседника просто не содержит нужных ферментов, чтобы потребить твое сообщение, расщепить его на простые составляющие и добыть смысл; вы смотрите друг на друга как два человека по двум сторонам реки, через которую нет ни моста, ни брода. Нет ни одного понятия, которое в его мире означало бы то же самое, что в твоем; он злится, думая, что ты над ним издеваешься; тебе хочется выть каждый раз, когда вы обсуждаете что-то сложнее заказа в кафе. Нет дня, чтобы вы не пытались, и дня, чтобы хоть один почувствовал, будто что-то объяснил. Один стаскивает телефон и бумажник со стола, встает и выходит из помещения, и от резкого движения воздуха у тебя подлетают волосы; другая приходит на кухню, утыкается тебе в руку и начинает горько плакать. Ты куришь и думаешь о большой иронии всего на свете: ты, например, можешь за полчаса убедить едва знакомого человека, почему не страшно умирать, но найти способ быть услышанным тремя, как минимум, ближайшими людьми, не можешь годы и мечтаешь только о комнате, пустой комнате с диваном и окном, куда за баснословные деньги пускали бы посидеть в обнимку непонятым с непонимающими, совершенно молча, без права ни на единый вопрос.